Читать произведение салтыкова щедрина история города. Анализ "истории одного города" салтыкова-щедрина, основная идея и тема произведения

Летопись истории условного русского города, в которой смешное перемешано со страшным. Салтыков-Щедрин пишет сатиру на современную ему Россию под видом сатиры на русскую историю - и создаёт сатиру на русскую вечность.

комментарии: Лев Оборин

О чём эта книга?

Летопись истории условного российского города Глупова и хроника правления гротескных, омерзительных и устрашающих градоначальников. Глупов ищет себе князя, страдает от механических выкриков «не потерплю» и «разорю», печёт пироги по уставу, переживает период идолопоклонничества, превращается в казарму, горит, голодает и тонет. В «Истории одного города» часто видят фантастическую сатиру на историю России, но за этим смыслом скрывается ещё один: книга Щедрина — о «русском неизбывном», о внеисторических, роковых чертах национальной ментальности. Начинаясь как фарс, к финалу «История одного города» достигает размаха эсхатологической антиутопии.

Когда она написана?

Замыслы, относящиеся к «Истории одного города», возникали у Щедрина ещё в конце 1850-х. К этому времени относятся и «Губернские очерки» — подступы к мрачной сатире «Истории». Непосредственно над «Историей» Щедрин работает в 1869-1870 годах, параллельно с «Помпадурами и помпадуршами». План книги менялся, даже когда публикация уже началась: например, в первой редакции «Описи градоначальникам» нет Угрюм-Бурчеева — самой заметной фигуры в итоговом варианте «Истории одного города».

Михаил Салтыков-Щедрин. 1870-е годы

РИА «Новости»

Как она написана?

«История одного города» — это историческая хроника, которую последовательно ведут несколько летописцев. Сообразно с описываемыми эпохами меняется и стиль повествования. Салтыков-Щедрин прибегает ко всему арсеналу сатирических приёмов: «История одного города» полна аллюзий на реальные события, иронических ссылок на официально признанных историков, нарочитых анахронизмов, гротескных деталей, говорящих фамилий и вставных документов, блестяще пародирующих бюрократический абсурд. Салтыков-Щедрин укрывается под маской публикатора архивов, но не старается маскировать вмешательство в «материал». Уже при жизни Щедрина часто сравнивали с Гоголем. «История одного города» подтверждает правомерность этих сравнений — не только потому, что Щедрин высмеивал мир чиновничества, но и потому, что он поэтично и по-настоящему страшно описывал катастрофы.

Что на неё повлияло?

В случае с «Историей одного города» уместнее говорить скорее не о влиянии, а об отталкивании — в первую очередь от официальной историографии, представляющей историю страны как историю правителей, и от казённого стиля распоряжений, предписаний и служебных записок, с которым Щедрин познакомился в годы своего вице-губернаторства в Рязанской и Тверской губерниях. Описание нравов в «Истории одного города» и «Помпадурах и помпадуршах», а до этого в «Губернских очерках» наследует «физиологической» очерковой традиции натуральной школы. Литературное направление 1840-х, начальный этап развития критического реализма, ему свойственны социальный пафос, бытописательство, интерес к низшим слоям общества. К натуральной школе причисляют Некрасова, Чернышевского, Тургенева, Гончарова, на формирование школы ощутимо повлияло творчество Гоголя. Манифестом движения можно считать альманах «Физиология Петербурга» (1845). Рецензируя этот сборник, Фаддей Булгарин впервые употребил термин «натуральная школа», причём в пренебрежительном смысле. Но определение понравилось Белинскому и впоследствии прижилось. ⁠ Важны для книги Щедрина и русские юмор и сатира 1860-х — тексты Козьмы Пруткова, публикации «Искры» и «Свистка».

Прямое влияние на «Историю одного города» оказал стиль Гоголя, причём не только сатирический (можно вспомнить инфернальное описание пожара в Глупове). На замысел, вероятно, повлияла и пушкинская «История села Горюхина». Опосредованно воздействовали на Щедрина великие европейские сатирики: Франсуа Рабле, Джонатан Свифт, Вольтер. Возможный важный претекст Исходный текст, повлиявший на создание произведения или послуживший фоном для его создания. ⁠ «Истории одного города» — роман Кристофа Виланда «История абдеритов» (1774) — сатира на немецкую провинцию, скрытая за описанием жителей фракийского города Абдеры, которые с Античности имели репутацию дураков и простофиль, европейских глуповцев. Впрочем, нет свидетельств, что Щедрин был знаком с романом Виланда; из известных сатирических хроник ему точно попадался на глаза памфлет Эдуара Лабулэ «Принц-Собачка», публиковавшийся в «Отечественных записках». В конечном счёте «История одного города» глубоко оригинальна — Тургенев, прекрасно знавший европейскую литературу, назвал книгу Щедрина «странной и поразительной».

В журнале «Отечественные записки» в 1869-1870 годах. Этот журнал, в редколлегию которого входил Щедрин, был единственным изданием в России, где такое острое произведение могло быть опубликовано.

Первое книжное издание «Истории одного города» вышло в 1870 году и серьёзно отличалось от журнальной версии: Щедрин убрал из окончательного варианта множество отступлений и рассуждений — очень остроумных, но «тормозящих» текст. Впоследствии он ещё дважды возвращался к тексту и перерабатывал его для новых публикаций — последнее прижизненное издание вышло в 1883 году. Первое научно выверенное издание появилось в 1926 году в первом томе собрания сочинений Щедрина, за его подготовку отвечали Константин Халабаев и Борис Эйхенбаум. Другое научное издание вышло в Academia в 1935-м. Сегодня мы читаем «Историю одного города» по тексту последнего прижизненного издания с учётом работы советских литературоведов.

Журнал «Отечественные записки», в котором публиковалась «История». Март 1869 года

Первое книжное издание «Истории одного города». Санкт-Петербург, типография Андрея Краевского, 1870 год

Как её приняли?

В критике большинства современников «История одного города» «не нашла должной оценки и общего признания» 1 Николаев Д. П. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина (гротеск как принцип сатирической типизации). Автореф. дис.… канд. филол. наук. М.: Издательство Московского университета, 1975. C. 2. ⁠ : произведение рассматривали только как «историческую сатиру», экскурс в прошлое. Такую оценку дал книге Тургенев: «…Слишком верная, увы! картина русской истории». В том же духе высказался Алексей Суворин, автор задевшей Щедрина рецензии в «Вестнике Европы». Суворин видел в «Истории одного города» «глумление над глуповцами», Щедрин (прочитавший это как «глумление над народом») горячо возражал и даже опубликовал в ответ критику. Другие современники понимали, что Глупов — сатира не только на прошлое, а скорее на российскую жизнь вообще, в том числе на её провинциальность. В этом контексте к «Истории одного города» не слишком сочувственно отсылает Достоевский в «Бесах»; примечательно, что в «Истории одного города» действует градоначальник с фамилией одного из персонажей «Идиота» — Фердыщенко, и постсоветские исследователи нашли немало параллелей между этими двумя произведениями, главным образом в части критики социалистического утопизма.

Писатели следующих поколений подчёркивали неизбывную актуальность «Истории одного города»: «Когда я стал взрослым, мне открылась ужасная истина. Атаманы-молодцы, беспутные Клемантинки, рукосуи и лапотники, майор Прыщ и бывший прохвост Угрюм-Бурчеев пережили Салтыкова-Щедрина. Тогда мой взгляд на окружающее стал траурным», — писал Михаил Булгаков 2 Советские писатели о Щедрине // М. Е. Салтыков-Щедрин: Pro et Contra. Антология: в 2 кн. / Сост., вступ. ст., комм. С. Ф. Дмитренко. Кн. 2. СПб.: РХГА, 2016. С. 78. ⁠ . Стиль Щедрина оказал влияние на лучших советских сатириков — таких как Ильф и Петров и Юрий Олеша, на произведения Булгакова и Платонова 3 Советские писатели о Щедрине // М. Е. Салтыков-Щедрин: Pro et Contra. Антология: в 2 кн. / Сост., вступ. ст., комм. С. Ф. Дмитренко. Кн. 2. СПб.: РХГА, 2016. С. 407-417. ⁠ . В то же время советская пропаганда отвела Салтыкову-Щедрину место в пантеоне революционных демократов, примерно соответствующее положению Гоголя в предыдущую эпоху; в 1952 году Сталин произнёс фразу «Нам нужны Гоголи. Нам нужны Щедрины», и на короткое время «Гоголи и Щедрины» стали частью культурной повестки. Инерция идеологии сохранялась в щедриноведении и после Сталина, но постепенно «Историю одного города» начали рассматривать в контексте мировой сатиры 4 Николаев Д. П. Сатира Щедрина и реалистический гротеск. М.: Худ. лит., 1977. ⁠ и — не без оснований — видеть в последних главах скепсис по отношению к «революционной демократии» 5 Свирский В. Демонология: Пособие для демократического самообразования учителя. Рига: Звайгзне, 1991; Головина Т. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина: литературные параллели. Иваново: Ивановский государственный университет, 1997. ⁠ . В 1989 году режиссёр Сергей Овчаров снял по «Истории одного города» фильм «Оно»: в этой экранизации проводятся явственные параллели с историей не только царской России, но и СССР.

Жанр сатирической хроники (в том числе хроники будущего), изобилующей анахронизмами, сказывается в таких новейших произведениях, как «Палисандрия» Саши Соколова 6 Головина Т. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина: литературные параллели. Иваново: Ивановский государственный университет, 1997. C. 61-72. ⁠ и романы Виктора Пелевина 2010-х. Наконец, в 1990-е современный писатель Вячеслав Пьецух опубликовал два прямых продолжения «Истории одного города» — повести «История города Глупова в новые и новейшие времена» и «Город Глупов в последние десять лет».

Фильм «Оно», снятый по мотивам «Истории одного города». Режиссёр Сергей Овчаров. 1989 год

«История одного города» — пародия на традиционную историографию?

Формально «История одного города» — это опубликованные Щедриным документы «Глуповского летописца». Так называется собрание исторических сведений, которые записывали глуповские архивариусы (их четверо — явная ироническая отсылка к евангелистам; двое из них носят гоголевскую фамилию Тряпичкин). Щедрин имитирует «церковно-книжный витийственный слог» 7 Ищенко И. Т. Пародии Салтыкова-Щедрина. Мн.: Издательство БГУ им. В. И. Ленина, 1974. C. 51. ⁠ , но в то же время — современную ему историографию: книги Николая Костомарова, «государственную» историю Бориса Чичерина и Владимира Соловьёва. Достаётся, причём с упоминанием имён, менее серьёзным «фельетонистам-историкам» (Михаилу Семевскому, Петру Бартеневу, Сергею Шубинскому) и беллетристам, пишущим на исторические темы. По словам Дмитрия Лихачёва, писатель «пародирует не столько летопись, сколько историков государственной школы, использовавших особенности летописного изображения исторического процесса для обоснования своих положений» 8 Лихачёв Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л.: Худ. лит., 1967. C. 344. ⁠ . Лихачёв добавляет, что «летописная манера изображения давала неограниченные возможности для сатирического изображения действительности» 9 Лихачёв Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л.: Худ. лит., 1967. C. 337. ⁠ : таким образом, отсылка к «делам давно минувших дней» — это ширма для более глубоких обобщений.

Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя

Михаил Салтыков-Щедрин

Само устройство «Истории одного города» — пародия на традиционный подход к истории народа как к истории правителей. С такой подачей истории русский читатель сталкивался с детства — например, в «Истории России в рассказах для детей» Александры Ишимовой. Практически все элементы мифа о возникновении русской государственности, в частности норманнская теория о призвании варягов, у Щедрина жестоко пародируются. Даже количество градоначальников Глупова «явно намекает на число русских царей» 10 Николаев Д. П. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина (гротеск как принцип сатирической типизации). Автореф. дис.… канд. филол. наук. М.: Издательство Московского университета, 1975. C. 16. ⁠ . На частную историю провинциального Глупова проецируются события и термины «большой истории»: высокая политика и военные кампании (от сношений Беневоленского с Наполеоном до осады «клоповного завода» в главе о шести градоначальницах). Это создаёт комический эффект довольно древнего свойства: можно вспомнить древнегреческую «Войну мышей и лягушек» и «Битву книг» Джонатана Свифта.

Стоит упомянуть ещё об одной пародии на официальную историографию, написанной почти одновременно с «Историей одного города»: стихотворении Алексея К. Толстого , лейтмотив которого — всё то же отсутствие в России порядка, отмеченное в «Повести временных лет». Стихотворение не публиковалось при жизни Толстого и ходило в списках. По мнению щедриноведа Дмитрия Николаева, «История одного города» избежала такой участи благодаря гротескным, полуфантастическим чертам, сбившим с толку цензуру 11 Николаев Д. П. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина (гротеск как принцип сатирической типизации). Автореф. дис.… канд. филол. наук. М.: Издательство Московского университета, 1975. C. 22. ⁠ .

Семён Ремезов. Краткая сибирская летопись. Фрагмент. Конец XVII века - 1703 год. Щедрин пишет «Историю одного города» в летописной манере. По словам Дмитрия Лихачёва, писатель «пародирует не столько летопись, сколько историков государственной школы, использовавших особенности летописного изображения исторического процесса для обоснования своих положений»

Wikimedia Commons

Что ещё пародирует Салтыков-Щедрин?

В «Истории одного города» очень важное значение имеют пародии на бюрократический стиль документов XVIII-XIX веков — «Оправдательные документы», собранные в приложении к «Истории одного города». Здесь есть написанные градоначальником Бородавкиным «Мысли о градоначальническом единомыслии» и созданный градоначальником Беневоленским «Устав о добропорядочном пирогов печении», регламентирующий вполне естественный ход вещей — не без выгоды для законодателя: «По вынутии из печи, всякий да возьмёт в руку нож и, вырезав из середины часть, да принесёт оную в дар». В «Оправдательных документах» использованы целые пассажи из «Свода законов Российской империи» 12 Ищенко И. Т. Пародии Салтыкова-Щедрина. Мн.: Издательство БГУ им. В. И. Ленина, 1974. C. 58. ⁠ . Это была материя, в которой Щедрин, одно время сам крупный чиновник, разбирался прекрасно. Кроме того, перед глазами у него был пример подобной пародии: «Проект: о введении единомыслия в России» Козьмы Пруткова.

Для очерковой традиции 1860-х годов, к которой примыкает «История одного города», характерны иронические отсылки к Библии и другим религиозным текстам. Как указывает исследовательница Татьяна Головина, «ассоциации с Ветхим и Новым Заветами пронизывают все главы и все уровни текста» книги Щедрина 13 Головина Т. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина: литературные параллели. Иваново: Ивановский государственный университет, 1997. C. 6. ⁠ . Самый очевидный пример — глава «Подтверждение покаяния. Заключение», которая оканчивается апокалиптической катастрофой Глупова. Но в книге есть и множество других аллюзий: «усекновение головы майора Прыща» (отсылка к Иоанну Предтече); строительство глуповцами башни до неба (подобной Вавилонской); уподобление развратного Фердыщенко и его любовницы Алёнки ветхозаветным Ахаву и Иезавели; начальник плюёт подчинённому в глаза и исцеляет его от слепоты (подобно Христу) 14 Мк. 8:23. ⁠ и так далее. По словам Головиной, Щедрин развивает карамзинскую идею истории как «священной книги народов» и последовательно сопоставляет эпизод за эпизодом глуповской истории с библейскими сюжетами 15 Головина Т. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина: литературные параллели. Иваново: Ивановский государственный университет, 1997. C. 8-13. ⁠ . Градоначальники, уподоблённые царям, не довольствуются этим: им необходимо «утвердиться в роли Бога» 16 Головина Т. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина: литературные параллели. Иваново: Ивановский государственный университет, 1997. C. 13. ⁠ или ощутить себя его полномочными наместниками (у Щедрина они называются «от вышнего начальства поставленными» — как указывает Г. Иванов, слово «вышний» в XIX веке употреблялось почти исключительно по отношению к Богу) 17 Иванов Г. В. Комментарии. «История одного города» // Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений: в 20 т. Т. 8. М.: Худ. лит., 1969. С. 558 ⁠ . Апогея эта тенденция достигает в правлении Угрюм-Бурчеева — за которым следует глуповский конец света.

Сергей Алимов. Иллюстрация к «Истории одного города»

Салтыков-Щедрин намекал на каких-то конкретных правителей и конкретные исторические события?

Да, повсеместно. Даже названия племён, среди которых были и головотяпы-протоглуповцы, взяты из «Сказаний русского народа» Ивана Сахарова и пародируют перечисление племён в «Повести временных лет»; оттуда же — история о поиске князя, явно намекающая на призвание варягов. Зачастую в градоначальниках Глупова можно узнать сразу несколько исторических персон: так, в Угрюм-Бурчееве видится портрет не только и не столько страшного военного министра Аракчеева, сколько Николая I, который гордился своим наводящим ужас взглядом 18 Советские писатели о Щедрине // М. Е. Салтыков-Щедрин: Pro et Contra. Антология: в 2 кн. / Сост., вступ. ст., комм. С. Ф. Дмитренко. Кн. 2. СПб.: РХГА, 2016. C. 237. ⁠ . Существуют попытки сопоставить Угрюм-Бурчеева даже с Петром I 19 Советские писатели о Щедрине // М. Е. Салтыков-Щедрин: Pro et Contra. Антология: в 2 кн. / Сост., вступ. ст., комм. С. Ф. Дмитренко. Кн. 2. СПб.: РХГА, 2016. C. 779-786.; Алякринская М. А. К проблеме исторического сознания М. Е. Салтыкова-Щедрина // История и культура. 2009. № 7. С. 181-189. ⁠ .

Cентиментальный Двоекуров и склонный к мистицизму Грустилов напоминают Александра I, а немец Пфейфер — Петра III. «Товарищ Сперанского по семинарии» Беневоленский — карикатура на самого Сперанского, о чём говорит уже его типичная для бурсака Учащийся духовной семинарии, в просторечии — бурсы. ⁠ латинская фамилия, а виконт Дю Шарио, «по рассмотрении оказавшийся девицею», — отсылка к авантюристу Шарлю д’Эону де Бомону, послу Франции в России, который имел склонность переодеваться в женское платье. Градоначальники XVIII века выходят «из грязи» — они бывшие брадобреи, истопники, повара; всё это — намеки на карьеру фаворитов и сановников при русских императрицах. Глава «Сказание о шести градоначальницах» в карикатурной форме описывает эпоху дворцовых переворотов: в градоначальнице Ираидке узнаётся Анна Иоанновна, в Амалии Карловне — Екатерина II. Путешествие губернатора Фердыщенко по своим владениям — реминисценция поездки Екатерины в Тавриду и многочисленных показных вояжей российских губернаторов. Когда в 1761 году над Глуповым разражается буря, переламывающая пополам градоначальника Баклана, это намёк на «ту политическую бурю, которая взволновала Россию в 1762 году, внезапно оборвав жизнь слабоумного Петра III и возведя на престол его честолюбивую супругу» 20 Советские писатели о Щедрине // М. Е. Салтыков-Щедрин: Pro et Contra. Антология: в 2 кн. / Сост., вступ. ст., комм. С. Ф. Дмитренко. Кн. 2. СПб.: РХГА, 2016. C. 220 ⁠ . Такие примеры можно множить и множить.

Прототипы

Император Александр I. Гравюра Пьера Тардье с картины Герхарда фон Кюгельгена. 1801 год

Императрица Анна Иоанновна. Неизвестный художник. XVIII век. Государственный Эрмитаж

Граф Михаил Сперанский. Картина Ивана Реймерса. 1839 год. Государственный Эрмитаж

Императрица Екатерина II. Картина Ивана Саблукова. 1770 год. Нижегородский художественный музей

Император Николай I. Гравюра Константина Афанасьева. 1852 год. Государственный Эрмитаж

Император Пётр III. Картина Бальтазара Деннера. 1740 год. Национальный музей Швеции

Военный министр Алексей Аракчеев. Картина Джорджа Доу. 1824 год. Государственный Эрмитаж

Кто такие градоначальники?

Слово «градоначальник» в официальном языке обозначало главу города, «выделенного из состава губернии в самостоятельную административную единицу вследствие его особого значения или географического положения» 21 Грачёва Е. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова (Щедрина), или «Полное изображение исторического прогресса с непрерывно идущими гадами» // Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. С. 19 ⁠ . Градоначальника не нужно путать с городничим — главой полиции в уездном городе (гоголевский Городничий из «Ревизора» — фактический хозяин города, но его должность не аналог современного мэра или губернатора). Градоначальников назначал лично император. Это не очень-то соответствует ни заштатности Глупова, ни сомнительным качествам всех его правителей.

Почему же Щедрин говорит именно о градоначальниках? Вероятно, чтобы усилить сатирический эффект и придать дополнительную «зыбкость», неконкретность статусу Глупова — «сборного города», представляющего всю Россию. Некоторые градоначальники у Щедрина демонстрируют вполне губернские, а то и царские замашки. А иные идут ещё дальше: градоначальник Бородавкин втайне пишет устав «О нестеснении градоначальников законами», единственный пункт которого гласит: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя». Г. Иванов, комментируя это место, указывает на следующий рассказ Владимира Одоевского: «Губернатор Ховен присутствовал в губернском правлении (во время оно), и когда, в споре, показали ему Свод, он взял его и сел на него, говоря: ну, где же теперь ваш закон?» 22 Иванов Г. В. Комментарии. «История одного города» // Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений: в 20 т. Т. 8. М.: Худ. лит., 1969. С. 572. ⁠

Здание пансиона Рязанской губернской гимназии. Из альбома «Рязань в фотографиях XIX - первой трети XX века». 1868–1869 годы. В 1858–1860 годах Щедрин служил вице-губернатором Рязанской губернии

Почему Щедрин подробно описал не всех градоначальников Глупова?

Для этого есть несколько причин. Во-первых, фрагментарность, нецельность хроники — элемент пародии на архивную летопись, которая может не сохраниться целиком, или на публикаторскую стратегию «фельетонистов-историков», избиравших для своих сочинений преимущественно анекдоты. Во-вторых, пародийно следуя за этими «фельетонистами», Щедрин исчерпывает «глуповский сюжет»: в тексте подробно описаны самые замечательные, самые типические, самые одиозные и «катастрофические» градоначальники; остальные правления — скорее штрихи к картине. Наконец, в «Истории одного города» есть прямое объяснение, почему одни градоначальники запомнились глуповцам, а другие нет:

«Бывали градоначальники истинно мудрые, такие, которые не чужды были даже мысли о заведении в Глупове академии (таков, например, штатский советник Двоекуров, значащийся по «описи» под № 9), но так как они не обзывали глуповцев ни «братцами», ни «робятами», то имена их остались в забвении. Напротив того, бывали другие, хотя и не то чтобы очень глупые — таких не бывало, — а такие, которые делали дела средние, то есть секли и взыскивали недоимки, но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное, то имена их не только были занесены на скрижали, но даже послужили предметом самых разнообразных устных легенд».

Почему Щедрин так сильно менял план «Истории одного города»?

Такое часто бывает с большими произведениями, которые публикуются частями: например, начало «Войны и мира» Толстого вышло под заглавием «1805 год», и по мере работы над продолжением план был переработан радикально. Салтыков-Щедрин тоже углублял замысел «Истории одного города», возвращался к этому произведению до конца жизни. Два самых заметных изменения — появление последнего глуповского главы Угрюм-Бурчеева, которого нет в первой опубликованной версии «Описи градоначальников». По мнению исследователя Владимира Свирского, ввести Угрюм-Бурчеева и передоверить ему действия так и оставшегося лишь в «Описи» Перехват-Залихватского Щедрин решил после раскрытия «нечаевского дела» в конце 1869 года 23 Свирский В. Демонология: Пособие для демократического самообразования учителя. Рига: Звайгзне, 1991. C. 26-28. ⁠ . Другой пример резкого изменения плана — полная переделка главы о градоначальнике Брудастом: из «Неслыханной колбасы» он становится механическим «Органчиком», а съедобная фаршированная голова достаётся другому градоначальнику — Прыщу. В результате галерея начальников обогащается. Возникают разные типы правителей — безмозгло-охранительный и безмозгло-либеральный 24 Николаев Д. П. Сатира Щедрина и реалистический гротеск. М.: Худ. лит., 1977. C. 144-164. ⁠ .

Константин Горбатов. Вечер в русской провинции. 1931 год. Историко-архитектурный и художественный музей «Новый Иерусалим», Истра

Мстислав Добужинский. Провинция 1830-х годов. 1907 год. Государственный Русский музей

Что на самом деле высмеивает Щедрин: историю или современность?

«История одного города» — не только сатира на прошлое России с 1731 по 1825 год (даты из предуведомления). Щедринская сатира по сути своей вневременна. Сам Щедрин, отвечая в частном письме на рецензию Суворина, утверждал: «Мне нет никакого дела до истории: я имею в виду лишь настоящее. Историческая форма рассказа была для меня удобна потому, что позволяла мне свободнее обращаться к известным явлениям жизни». Далее, уже печатно, Щедрин вновь разъяснил свои намерения: «Не «историческую», а совершенно обыкновенную сатиру имел я в виду, сатиру, направленную против тех характеристических черт русской жизни, которые делают её не вполне удобною».

Это отлично чувствовали бдительные современники. Цензор, читавший «Историю одного города», говорил о проекте Бородавкина учредить воспитательный институт для градоначальников как о «приложении сатиры автора к настоящему положению вещей, а не к прошедшему времени» 25 Евгеньев-Максимов В. Е. В тисках реакции. М., Л.: 1926. C. 33. ⁠ . Так читали «Историю одного города» и советские комментаторы (закрывая глаза на сходства угрюм-бурчеевского Глупова с современным им тоталитарным общественным устройством).

«Если глуповцы с твёрдостию переносили бедствия самые ужасные… то они обязаны были этим только тому, что вообще всякое бедствие представлялось им чем-то совершенно от них не зависящим, а потому и неотвратимым»

Михаил Салтыков-Щедрин

Чтобы укрепить ощущение «совершенно обыкновенной сатиры», Щедрин всюду использует анахронизмы, которые намекают на самое недавнее прошлое. Далеко не все подобные отсылки считываются легко: «История одного города» — журнальная проза, воспринимаемая читателем на фоне злободневного контекста периодики и во многом построенная на обыгрывании узнаваемых читателем актуальных аллюзий» 26 Грачёва Е. Н., Востриков А. В. Царские кудри и барская спесь: из комментариев к «Истории одного города» // Щедринский сборник. Вып. 5: Салтыков-Щедрин в контексте времени. М.: МГУДТ, 2016. С. 175. ⁠ . Читателю здесь поможет реальный комментарий. Так, первоисточник идей глуповских градоначальников о связи просвещения с экзекуциями — реальные служебные записки губернаторов 1860-х 27 Эльсберг Я. Щедрин и Глупов // Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города. Л.: Academia, 1934. С. IX-X. ⁠ . «Тайная интрига» панов Кшепшицюльского и Пшекшицюльского отражает настроения патриотической прессы конца 1860-х, маниакально списывавшей все беды России на « польскую Царство Польское находилось в составе Российской империи с 1815 по 1915 год. В 1830 и 1863 годах поляки поднимают восстание, в обоих случаях оно заканчивается неудачей. Восстания усиливают антипольские настроения в России — на политические козни поляков списывают множество проблем в стране. После покушения Александр II первым делом спрашивает у стрелявшего в него Каракозова: «Ты поляк?» ⁠ интригу» 28 Иванов Г. В. (Комментарии. «История одного города») // Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений: в 20 т. Т. 8. М.: Худ. лит., 1969. С. 564. ⁠ . Вздумавшие поклоняться Перуну глуповцы распевают современные Щедрину «славянофильские» стихи Аверкиева и Боборыкина, а потом спасаются статьями критика Николая Страхова Николай Николаевич Страхов (1828-1896) — идеолог почвенничества, близкий друг Толстого и первый биограф Достоевского. Страхов написал важнейшие критические статьи о творчестве Толстого, до сих пор мы говорим о «Войне и мире», во многом опираясь именно на них. Страхов активно критиковал нигилизм и западный рационализм, который он презрительно называл «просвещенство». Идеи Страхова о человеке как «центральном узле мироздания» повлияли на развитие русской религиозной философии. ⁠ . Юродивый Парамон произносит загадочное заклинание «Без працы не бенды кололацы» (искаженное польское «Bez pracy nie będzie kołaczy», «Без труда не будет калачей») — фирменную фразу знаменитого юродивого Ивана Корейши, умершего в 1861-м. Его фигура знаменовала чрезвычайное распространение юродства в России; многочисленные религиозные помешательства глуповцев — отклик на это явление. Портрет губернатора-грека Ламврокакиса имеет отношение к реформе образования, после которой древнегреческий язык вернулся в гимназии в качестве обязательного предмета 29 Грачёва Е. Н., Востриков А. В. Царские кудри и барская спесь: из комментариев к «Истории одного города» // Щедринский сборник. Вып. 5: Салтыков-Щедрин в контексте времени. М.: МГУДТ, 2016. С. 178-179. ⁠ . Наконец, в главе «Голодный город» отражён реальный голод, обрушившийся на Россию в 1868 году. Подобные примеры можно ещё называть и называть.

Но «настоящее» Щедрина — всё же не календарный 1869 год, а историческое повествование. Хотя Щедрин называет его лишь формальным приёмом, оно действительно полно отсылок к российской истории. Напрашивается вывод, что история и современность в «Истории одного города» не разграничены, а слиты воедино: Глупов — это вечная Россия.

Сергей Алимов. Иллюстрация к «Истории одного города»

На какие города похож Глупов?

Город Глупов появляется в очерках Щедрина ещё до «Истории одного города» — это был типичный провинциальный русский город, подходящая среда для сатирических упражнений. Глупов «Истории одного города» — место значительно более сложное: «Город стал каким-то странным, подвижным, изменчивым», — замечает Дмитрий Николаев 30 Николаев Д. П. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина (гротеск как принцип сатирической типизации). Автореф. дис.… канд. филол. наук. М.: Издательство Московского университета, 1975. C. 9. ⁠ . Глупов превращается в полигон для экспериментов концентрированной российской истории, в какое-то «заколдованное место»; в этом отношении он не претендует на сходство ни с одним реальным русским городом. Он оказывается «то уездным безвестным городишкой, то государством, империей», 31 Советские писатели о Щедрине // М. Е. Салтыков-Щедрин: Pro et Contra. Антология: в 2 кн. / Сост., вступ. ст., комм. С. Ф. Дмитренко. Кн. 2. СПб.: РХГА, 2016. С. 458. ⁠ огромной территорией, граничащей с Византией. Кое-чем он напоминает и российские столицы: «он заложен на болотине, сквозь которую протекает река — как Петербург, и одновременно он расположен на семи холмах и имеет три реки — как Москва» 32 Грачёва Е. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова (Щедрина), или «Полное изображение исторического прогресса с непрерывно идущими гадами» // Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. С. 21. ⁠ . Филолог Игорь Сухих сближает Глупов с понятием «сборного города», как называл Гоголь место действия «Ревизора» 33 Советские писатели о Щедрине // М. Е. Салтыков-Щедрин: Pro et Contra. Антология: в 2 кн. / Сост., вступ. ст., комм. С. Ф. Дмитренко. Кн. 2. СПб.: РХГА, 2016. C. 458. ⁠ .

Вместе с тем один реальный прообраз Глупова устанавливается легко и точно. Самоназвание глуповцев — головотяпы, согласно «Сказаниям русского народа» И. П. Сахарова, относилось к егорьевцам, однако в описании Глупова многое явно относится к Вятке (современный Киров), где Салтыков-Щедрин жил в ссылке в 1848-1855 годах. Название «Глупов» напоминает «Хлынов» (так называлась Вятка с 1457 по 1780 год), в главе «Войны за просвещение» Салтыков-Щедрин отсылает к легендарному побоищу между вятичами и устюжанами, память о котором отмечали местным народным празднеством — Свистопляской. С Вятки явственно списан и Крутогорск из более раннего произведения Щедрина — «Губернских очерков».

Станция Тверь. Из альбома Иосифа Гофферта «Виды Николаевской железной дороги». 1864 год. С 1860 по 1862 год Щедрин служил вице-губернатором Твери

DeGolyer Library, Southern Methodist University

Кто составляет население Глупова?

Население Глупова довольно однородно (глуповцы часто делают что-то все как один — то пасут скот, то бунтуют против горчицы, то разрушают город) — и в то же время переменчиво по своему составу: «то вдруг у них оказываются «излюбленные» граждане и клуб, в котором играют в бостон; то у них появляется интеллигенция и попы, то опять различия стушёвываются»; «сословия в Глупове — вещь весьма призрачная» 34 Грачёва Е. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова (Щедрина), или «Полное изображение исторического прогресса с непрерывно идущими гадами» // Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. С. 34. ⁠ . Глуповский «бунт на коленях» напоминает скорее о литературных описаниях нравов русского крестьянства, а вот неудачный «дебют глуповского либерализма» (судьба Ионки Козыря) — ироническая отсылка к русскому восприятию вольтерьянства. Глуповцы — модель общества, которое действует как единая масса, подчиняющаяся внешним факторам. Внутри себя она может быть разнородна, но она всегда противопоставлена власти и року. Эта пассивная противопоставленность помогает ей выжить: «Если глуповцы с твёрдостию переносили бедствия самые ужасные… то они обязаны были этим только тому, что вообще всякое бедствие представлялось им чем-то совершенно от них не зависящим, а потому и неотвратимым». Попытки самоорганизации оборачиваются хаосом: так, во время правления шести градоначальниц толпа пытается вести диалог с миром, расправляясь со случайными своими представителями.

Сергей Алимов. Иллюстрации к «Истории одного города»

Хорошим ли чиновником был сам Салтыков-Щедрин?

Государственная служба для Щедрина была делом предопределённым: поскольку он учился в Царскосельском лицее за государственный счёт, то должен был провести на службе шесть лет 35 Грачёва Е. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова (Щедрина), или «Полное изображение исторического прогресса с непрерывно идущими гадами» // Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. С. 8-9. ⁠ . В 1844 году он поступил в канцелярию Военного министерства. Карьера вскоре прервалась: молодой Щедрин был вхож в кружок Михаила Буташевича-Петрашевского (тот самый, за участие в котором едва не поплатился жизнью Достоевский), а выйдя из него, написал сатирическую повесть «Запутанное дело», где вывел радикалов-петрашевцев. Николаевская цензура, напуганная революционными событиями в Европе 1848 года, приняла сатиру Щедрина за подлинную пропаганду — и писатель отправился в ссылку в Вятку (черты этого города узнаются в Глупове). Там его приблизил к себе губернатор Аким Середа: ссыльный Щедрин получил должность советника вятского губернского правления и, в частности, «исправно свидетельствовал благонадёжность самого себя» 36 Грачёва Е. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова (Щедрина), или «Полное изображение исторического прогресса с непрерывно идущими гадами» // Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. С. 11. ⁠ . «Вятский опыт государственной деятельности был мучителен и парадоксален, — пишет исследовательница Елена Грачёва. — С одной стороны, Салтыков-чиновник в борьбе с беззаконием бросился наводить порядок и все силы употребил на то, чтобы привести жизнь в соответствие с Законом. С другой стороны, он каждый божий день убеждался в том, что Порядок в его российском варианте есть насилие ничуть не меньшее, чем беззаконие». Это убеждение в гипертрофированной форме представлено в «Истории одного города».

Я видел, как слушатели корчились от смеха при чтении некоторых очерков Салтыкова. Было что-то почти страшное в этом смехе, потому что публика, смеясь, в то же время чувствовала, как бич хлещет её самоё

Иван Тургенев

В 1855 году Щедрин получил помилование от нового императора Александра II, вернулся в Петербург и поступил на службу в Министерство внутренних дел. Вскоре он начал публиковать «Губернские очерки», в которых обобщал и свой административный опыт. Очерки стали очень популярными — и, по легенде, Александр II, прочитав их, сказал: «Пусть едет служить, да делает сам так, как пишет». Так Щедрин стал вице-губернатором Рязанской губернии — это была высокая, но непарадная должность, заставлявшая его входить в частные обстоятельства жителей и ревизовать работу местных ведомств. Дальнейшая карьера его была связана с Министерством финансов, он работал в Пензе и Туле. Грачёва характеризует Щедрина-чиновника так: «Салтыков… везде днём и ночью искоренял злоупотребления, собственноручно переделывал все плохо составленные бумаги, ревизовал нерадивых и внушал трепет и восхищение своим подчинённым. Он был отличный чиновник: умный, честный и компетентный, — но при этом чудовищный начальник и подчинённый: грубый, постоянно раздражавшийся и ругавшийся как извозчик, невзирая на лица. <…> Расплевавшись со всем начальством каким только можно, в 1868 году Салтыков выходит в окончательную и бесповоротную отставку. Когда М. И. Семевский будет беседовать с Салтыковым 6 февраля 1882 года, Салтыков скажет ему: «О времени моей службы я стараюсь забыть. И вы ничего о ней не печатайте. Я — писатель, в этом моё призвание» 37 Грачёва Е. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова (Щедрина), или «Полное изображение исторического прогресса с непрерывно идущими гадами» // Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. С. 16. ⁠ . Советский литературовед Яков Эльсберг , личность в истории русской филологии одиозная, пишет, что «острейшая ненависть Щедрина к Глупову — это… ненависть к таким элементам идеологии, политики и быта, которые в той или иной форме были и в прошлом самого Салтыкова» 38 Эльсберг Я. Щедрин и Глупов // Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города. Л.: Academia, 1934. С. XIV. ⁠ .

Вятка. Кафедральный собор и духовная консистория. Конец XIX века. В 1848 году Щедрина сослали в Вятку (современный Киров), где он провёл семь лет. Черты этого города узнаются в Глупове

Paul Fearn/Alamy/ТАСС

На каких приёмах построена «История одного города»? Можно ли назвать её гротеском?

Гротеск, строго говоря, не обязателен для сатиры, но часто в ней присутствует. Для него характерно внимание к безобразному и фантастическому одновременно — и «История одного города», особенно первые её главы, вся построена на этом сочетании. От механизированной головы Брудастого мы переходим к фаршированной (и отвратительно пожираемой) голове Прыща. У одного градоначальника присохли мозги «от ненужности в их употреблении», у другого «ноги были обращены ступнями назад». Оловянные солдатики наливаются кровью, оживают и рушат избы. Народный гнев проявляется в масштабных и немотивированных убийствах. И так далее, и так далее. Подобные события не превращают «Историю одного города» в заведомую сказку: как у фантастических реалистов XX века, они поражают, но встраиваются в логику произведения, в атмосферу места.

Ещё один приём, обеспечивающий гротеск, — буквализация метафоры. Например, Елена Грачёва указывает, что «Органчик» Брудастый «был порождён скорее оборотом речи» 39 Грачёва Е. Н., Востриков А. В. Царские кудри и барская спесь: из комментариев к «Истории одного города» // Щедринский сборник. Вып. 5: Салтыков-Щедрин в контексте времени. М.: МГУДТ, 2016. С. 45. ⁠ : в переписке Салтыкова фигурируют «дураки с музыкой и просто дураки»; «с музыкой» — то есть те, кто как заведённые повторяют одно и то же. В позднесоветской неподцензурной литературе таким приёмом активно пользовались концептуалисты, особенно Владимир Сорокин. Его «Норма» полна буквализованных языковых клише: буквальное понимание банальных и пошлых метафор из советской официозной поэзии создаёт гротескный эффект. И Сорокин, и Салтыков-Щедрин обращают особое внимание на язык, так или иначе идеологизированный, обеспечивающий общественную атмосферу.

В истории Угрюм-Бурчеева вновь разыгрывается вневременной сюжет. Так, в его стремлении «унять реку», чьё течение неподвластно его геометрическим идеалам, чувствуются отголоски древней истории (вавилонский царь Кир наказывает реку Гинд, обмелив её с помощью совершенно прямых каналов; его внук Ксеркс велит высечь море, в котором утонули его воины). Через сто лет после Щедрина у Александра Галича отставной сталинский следователь захочет отправить по этапу Чёрное море: «Ой, ты море, море, море, море Чёрное, / Не подследственное жаль, не заключённое! / На Инту б тебя свёл за дело я, / Ты б из чёрного стало белое!»

«Боже, как грустна наша Россия!» — сказал, по свидетельству Гоголя, Пушкин, послушав первые главы «Мёртвых душ». «Боже, как она ещё смешна и страшна», — можно было бы добавить после чтения «Истории одного города»

Игорь Сухих

Исторические предания — не единственный источник угрюм-бурчеевского сюжета. Город-казарма Угрюм-Бурчеева — зеркальное отражение социалистических утопий Томмазо Кампанеллы, Шарля Фурье и Анри Сен-Симона, в которых свобода и рационализм превращаются в свои противоположности 40 Головина Т. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина: литературные параллели. Иваново: Ивановский государственный университет, 1997. C. 40-55; Свирский В. Демонология: Пособие для демократического самообразования учителя. Рига: Звайгзне, 1991. C. 46. ⁠ . Если у этих утопистов начальники живут на возвышении в центре города, то в гротеске Щедрина градоначальники буквально парят над городом. По мнению Владимира Свирского, абсурдная жестокость угрюм-бурчеевского Глупова — реакция Щедрина «на идею казарменного коммунизма нечаевского толка» 41 Свирский В. Демонология: Пособие для демократического самообразования учителя. Рига: Звайгзне, 1991. ⁠ . (Советские интерпретаторы предпочитали этого не замечать; например, Евграф Покусаев пишет, что критика Щедриным коммунизма и социализма — скрытое обвинение императорской власти: «…Тот самый скотский режим, который вы приписываете социализму, есть ваш режим, есть ваш порядок, именно такой строй жизни вытекает из принципов деспотического монархизма, царского единовластия, из принципов всякого другого антинародного государственного Иллюстрация к «Городу Солнца», утопическому труду Томмазо Кампанеллы 1602 года. В основе этой утопии - упразднение частной собственности и института семьи. Рождение и воспитание соляриев, жителей Города Солнца, контролирует государство в соответствии с биологическими и астрологическими показаниями. Щедринский город-казарма - зеркальное отражение подобной социалистической утопии.

Фаланстер в учении социалиста-утописта Шарля Фурье - это специальное здание, в котором живёт и трудится коммуна из 1600-1800 человек. В «Истории одного города» летописец замечает: «Вообще видно, что Бородавкин был утопист и что если б он пожил подольше, то наверное кончил бы тем, что или был бы сослан в Сибирь за вольномыслие, или выстроил бы в Глупове фаланстер».

Что такое «оно»?

Идиотическая воля Угрюм-Бурчеева, как в современных антиутопиях о зомби, заражает всех обитателей Глупова: они сносят свой город, а затем будто прозревают и начинают бунтовать — но здесь нет никакой гражданственности, а есть, по словам комментатора Г. В. Иванова, только «стихийная защита жизни» 44 Иванов Г. В. (Комментарии. «История одного города») // Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений: в 20 т. Т. 8. М.: Худ. лит., 1969. С. 584. ⁠ . После этого Глупов переживает свой апокалипсис (к сюжету последней библейской книги здесь отсылает множество подробностей).

Если верить «Описи градоначальников», после Угрюм-Бурчеева в город на белом (опять-таки апокалиптическом) коне въезжает Архистратиг Стратилатович Перехват-Залихватский (архистратиг — именование архангелов, в древнегреческом языке это слово означало военачальника). Он вершит над Глуповым свой суд, который выражается по глуповским меркам вполне обыденно: «сжёг гимназию и упразднил науки». Но в финале последней главы никакого Перехват-Залихватского нет.

Зная, что Щедрин менял контуры замысла «Истории одного города» по мере её написания и публикации, мы можем предположить, что Залихватский был в конце концов им отринут. Угрюм-Бурчеев — этот непреклонный идиот — неожиданно ясным голосом пророчествует: «Идёт некто за мной, который будет ещё ужаснее меня» — и в самом конце, перед тем как с треском исчезнуть: «Придёт…» И действительно, приходит некая катастрофа, которую Щедрин называет знакомым зрителям современного хоррора словом «оно»:

«Север потемнел и покрылся тучами; из этих туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч. Полное гнева, оно неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня и по временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки. Хотя оно было ещё не близко, но воздух в городе заколебался, колокола сами собой загудели, деревья взъерошились, животные обезумели и метались по полю, не находя дороги в город. Оно близилось, и по мере того как близилось, время останавливало бег свой. Наконец земля затряслась, солнце померкло... глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца.

Оно пришло...

История прекратила течение своё».

В советском литературоведении 45 Кирпотин В. Я. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. М.: Советский писатель, 1955. C. 12; Покусаев Е. И. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина. М.: ГИХЛ, 1963. C. 115-120; Советские писатели о Щедрине // М. Е. Салтыков-Щедрин: Pro et Contra. Антология: в 2 кн. / Сост., вступ. ст., комм. С. Ф. Дмитренко. Кн. 2. СПб.: РХГА, 2016. C. 248. ⁠ господствовала трактовка «оно» как революционной бури, после которой «началось новое существование народа, взявшего власть в свои руки» 46 Свирский В. Демонология: Пособие для демократического самообразования учителя. Рига: Звайгзне, 1991. C. 97. ⁠ . Но с тем же успехом можно представить «оно» как контрреволюционную бурю, страшную месть бунтовщикам, равной которой по силе ещё не бывало в Глупове. Существуют попытки представить «оно» как правление Николая I, затмившее аракчеевскую реакцию. Однако эсхатологический накал предыдущих страниц таков, что политическая трактовка кажется слишком слабой. Скорее всего, перед нами вновь явление надысторического плана. Глупов, пройдя полный цикл, — может быть, исчерпав в рамках произведения свой демонстрационный ресурс, — прекращает существовать; нечто подобное произойдёт в XX веке с городом Макондо у Габриэля Гарсиа Маркеса. Исследователю остаётся только архив, позволяющий восстановить хроники движения к катастрофе и сделать из них выводы.

В очерке 1862 года «Глупов и глуповцы», не входящем в «Историю одного города», Щедрин пишет: «Истории у Глупова нет». Исследователь Владимир Свирский считает, что вневременной Глупов оказывается «провалом» в истории мировой цивилизации», моделью обособленной от мировой цивилизации России в понимании Чаадаева 47 Свирский В. Демонология: Пособие для демократического самообразования учителя. Рига: Звайгзне, 1991 C. 108-109. ⁠ . В таком случае конец Глупова — своего рода физическая месть истории, не терпящей «нигдешних мест». Показательно в этом смысле сравнить с «Историей одного города» роман Альфреда Кубина «Другая сторона» (1909), в котором гибнет ещё один «город нигде», задуманный как утопия. Катастрофическое «оно» (варианты: «она», «ЭТО» и др.) предчувствуется и уничтожает города в произведениях русских последователей Щедрина: Василия Аксёнова, Александра Зиновьева, Бориса Хазанова, Дмитрия Липскерова 48 Советские писатели о Щедрине // М. Е. Салтыков-Щедрин: Pro et Contra. Антология: в 2 кн. / Сост., вступ. ст., комм. С.Ф. Дмитренко. Кн. 2. СПб.: РХГА, 2016. C. 644-645. ⁠ .

список литературы

• Алякринская М. А. К проблеме исторического сознания М. Е. Салтыкова-Щедрина // История и культура. 2009. № 7. С. 181–189.
• Головина Т. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина: литературные параллели. Иваново: Ивановский государственный университет, 1997.
• Грачёва Е. Н. «История одного города» М. Е. Салтыкова (Щедрина), или «Полное изображение исторического прогресса с непрерывно идущими гадами» // Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. С. 5–56.
• Грачёва Е. Н., Востриков А. В. Царские кудри и барская спесь: из комментариев к «Истории одного города» // Щедринский сборник. Вып. 5: Салтыков-Щедрин в контексте времени. М.: МГУДТ, 2016. С. 174–190.

• Евгеньев-Максимов В. Е. В тисках реакции. М., Л.: Госиздат, 1926.
• Иванов Г. В. [Комментарии. «История одного города»] // Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений: в 20 т. Т. 8. М.: Худ. лит., 1969. С. 532–591.
• Ищенко И. Т. Пародии Салтыкова-Щедрина. Мн.: Издательство БГУ им. В. И. Ленина, 1974.
• Кирпотин В. Я. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. М.: Советский писатель, 1955.
• Лихачёв Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л.: Худ. лит., 1967.
• М. Е. Салтыков-Щедрин: Pro et Contra. Антология: в 2 кн. / Сост., вступ. ст., комм. С. Ф. Дмитренко. СПб.: РХГА, 2013–2016.
• Макашин С. А. Салтыков-Щедрин. Середина пути. 1860–1870-е годы: Биография. М.: Худ. лит., 1984.
• Манн Ю. В. О гротеске в литературе. М.: Советский писатель, 1965.
• Николаев Д. П. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина (гротеск как принцип сатирической типизации). Автореф. дис.… канд. филол. наук. [М.:] Издательство Московского университета, 1975.
• Николаев Д. П. Сатира Щедрина и реалистический гротеск. М.: Худ. лит., 1977.
• Покусаев Е. И. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина. М.: ГИХЛ, 1963.
• Свирский В. Демонология: Пособие для демократического самообразования учителя. Рига: Звайгзне, 1991.
• Эйхенбаум Б. М. «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина // Эйхенбаум Б. М. О прозе. Л.: Худ. лит, 1969. С. 455–502.
• Эльсберг Я. Щедрин и Глупов // Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города. Л.: Academia, 1934. С. VII–XXIII.
• Draitser E. A. The Comic in Saltykov’s Language // The Slavic and East European Journal. 1990. Vol. 34. No. 4. Pp. 439–458.

Весь список литературы

Название города, «история» которого предлагается читателю, — Глупов. Нет на карте России такого города и не было его никогда, — а всё же был… И был — всюду. А может быть, он и не исчезал никуда, несмотря на фразу, которой автор-летописец заканчивает своё повествование: «История прекратила течение своё»? Да может ли такое быть? И не эзопова ли это лукавая усмешка?..

В русской литературе непосредственно предшествовала щедринской «летописи» пушкинская «История села Горюхина». «Если Бог пошлёт мне читателей, то, может быть, для них будет любопытно узнать, каким образом решился я написать Историю села Горюхина» — так начинается пушкинское повествование. А вот начало текста «От издателя», якобы нашедшего в «глуповском городском архиве» «объёмистую связку тетрадей, носящих общее название “Глуповского Летописца”»: «Давно уже имел я намерение написать историю какого-нибудь города (или края)… но разные обстоятельства препятствовали этому предприятию».

Но вот «Летописец» найден. Собранный с древних времён материал в распоряжении «издателя». В обращении к читателю определяет он содержание «Истории». Прочитайте текст «От издателя» полностью, дабы вы убедились, что каждое слово там особое, отливает своим блеском и сливается в общем сверкании с другими, один фантастически-реальный (гротескный) образ, едва возникнув на странице, теснится уже следующим, и лучшее, что можно сделать, — стать читателем летописи Глупова, этого до странности знакомого всем нам города.

Структура самого читаемого произведения Щедрина непроста. За главой «От издателя » следует «Обращение к читателю» — текст, написанный прямо от лица «архивариуса-летописца» и стилизованный под язык XVIII века.

«Автор» — «смиренный Павлушка, Маслобойников сын», четвёртый архивариус. Заметим, что из трёх прочих архивариусов двое — Тряпичкины (фамилия взята из «Ревизора» Гоголя: так Хлестаков называет своего приятеля, «пописывающего статейки»).

«О корени происхождения глуповцев»

«О корени происхождения глуповцев», глава, открывающая «Летописец», начинается с выдуманной цитаты, подражающей тексту «Слова о полку Игореве». Историки Н. И. Костомаров (1817—1885) и С.М. Соловьёв (1820—1879) упомянуты здесь потому, что придерживались прямо противоположных взглядов на историю Руси и России: по Костомарову, главным в ней была стихийная народная деятельность («серым волком рыскал по земли»), а по Соловьеву, русская история творилась только благодаря деяниям князей и царей («шизым орлом ширял под облаками»).

Самому писателю чужды были обе точки зрения. Он считал, что русская государственность может твориться только путём организованного и сознательного народного движения.

«Опись градоначальникам»

«Опись градоначальникам» содержит пояснения к дальнейшим главам и краткий перечень градоначальников, повествования о правлении которых развёртываются далее. Не следует думать, что каждый градоначальник есть сатирический образ одного конкретного «самодержца». Это всегда образы обобщённые, как и большая часть текста «Истории одного города», но есть и чёткие соответствия. Негодяев — Павел I, Александр I — Грустилов; Сперанский и Аракчеев, приближённые Александра I, — отразились в персонажах Беневоленском и Угрюм-Бурчееве.

«Органчик»

«Органчик» — центральная и самая известная глава книги. Так прозван градоначальник Брудастый, обобщающий самые зловещие черты деспотизма. Слово «брудастый» относится с давних пор исключительно к собакам: брудастый — имеющий бороду и усы на морде и обычно особенно злобный (чаще о борзом кобеле). Органчиком же назван он потому, что в голове у него был обнаружен музыкальный инструмент, механизм, производящий всего одну фразу: «Не потерплю!» Глуповцы называют Брудастого ещё и прохвостом, но слову этому, уверяет Щедрин, никакого определённого значения не придают. Значит, таковое у слова есть — так писатель обращает ваше внимание на это слово и просит разобраться. Разберёмся.

Слово «прохвост» появилось в русском языке при Петре I от «профост» — полковой экзекутор (палач) в немецкой армии, в русской же употреблялось до 60-х годов XIX века в том же значении, после — смотритель военных тюрем. «Лондонскими агитаторами» в публицистике 60-х годов XIX века называли А. И. Герцена и Н.П. Огарёва — русских революционных публицистов, издававших в Лондоне газету «Колокол». Карл Простодушный — подобный Органчику персонаж средневековой истории — реально существовавший французский король, низложенный вследствие своих неудачных войн. Фармазоны — франкмасоны, масоны, члены общества «вольных каменщиков», весьма влиятельного в Европе начиная со Средних веков.

«Сказание о шести градоначальницах»

«Сказание о шести градоначальницах» — замечательно написанная, уморительно смешная, блестящая сатира на императриц XVIII века и их фаворитов-временщиков.

Фамилия Палеологова — намёк на супругу Ивана III, дочь последнего византийского императора династии Палеологов Софью. Именно этот брак дал основание русским владыкам сделать Россию империей и мечтать о присоединении Византии.

Имя Клементинка де Бурбон — намёк на то, что французское правительство помогало Елизавете Петровне взойти на русский престол. Упоминание труднопроизносимых выдуманных фамилий польских кардиналов здесь же — вероятно, намёк на Смутное время и польскую интригу в русской истории.

«Известие о Двоекурове»

«Известие о Двоекурове» содержит намёки на царствование Александра I и особенности его личности (двойственность, противоречивость намерений и их осуществления, нерешительность до трусости). Щедрин подчёркивает, что ему глуповцы обязаны повинностью употребления горчицы и лаврового листа. Двоекуров же — предок «новаторов», которые вели войны «во имя картофеля». Намёк на Николая I, сына Александра I, введшего на Руси картофель в голодные времена 1839—1840 годов, что вызвало «картофельные бунты», жестоко подавлявшиеся военной силой вплоть до самого мощного крестьянского восстания в 1842 году.

«Голодный город»

«Голодный город». Градоначальник Фердыщенко правит Глуповом в этой и двух следующих главах. Выслушав поучение священника об Ахаве и Иезавели, Фердыщенко обещает народу хлеба, а сам вызывает в город войска. Возможно, это намёк на «освобождение» крестьян в 1861 году, проведённое так, что вызвало недовольство и помещиков, и крестьян, оказавших сопротивление реформе.

«Соломенный город»

«Соломенный город». Описана война между «стрельцами» и «пушкарями». Известно, что в мае 1862 года в Апраксином дворе произошли знаменитые петербургские пожары. Обвинили в них студентов и нигилистов, но, возможно, пожары были провокацией. Глава — более широкое обобщение. В ней есть и намёки на наводнение 1824 года в Петербурге.

«Фантастический путешественник»

«Фантастический путешественник». Фердыщенко пускается в путешествие. Обычаем русских самодержцев было пускаться время от времени в путешествия по стране, во время которых местные власти усиленно изображали преданность народа властителям, а цари даровали милости народу, часто весьма незначительные. Так, известно, что по распоряжению Аракчеева во время объезда военных поселений Александром I из избы в избу переносили одного и того же жареного гуся.

«Войны за просвещение»

«Войны за просвещение» — описывает «самое продолжительное и самое блестящее» правление, судя по многим признакам, Николая I. Василиск Семёнович Бородавкин — образ, как и все, собирательный, но некоторые черты эпохи отчётливо намекают в первую очередь на этого монарха. Историк К. И. Арсеньев — наставник Николая I, совершивший с ним путешествие по России.

Походы на Стрелецкую слободу вновь уводят нас в XVIII век, но обобщают периоды следующего столетия — борьбу монархов против масонов, «дворянской фронды» и декабристов. Есть намёк, кажется, и на Пушкина (стихотворец Федька, «оскорбивший виршами» почтенную родительницу Василиска). Известно, что после возвращения Пушкина из ссылки в 1826 году Николай I сказал ему в личной беседе: «Довольно ты подурачился, надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне всё, что сочинишь, отныне я сам буду твоим цензором».

Поход на слободу Навозную подразумевает колониальные войны русских царей. Повествуя об экономическом кризисе в Глупове, Щедрин называет имена экономистов журнала «Русский вестник» — Молинари и Безобразова, любое положение выдававших за процветание. Наконец, походы «против просвещения» и для «уничтожения вольного духа», датированные годом революции во Франции (1790), указывают на Французскую революцию 1848 года и вспыхнувшие революционные события в европейских странах — Германии, Австрии, Чехии, Венгрии. Николай I вводит войска в Валахию, Молдавию, Венгрию.

«Эпоха увольнения от войн»

Глава «Эпоха увольнения от войн» посвящена в основном царствованию Негодяева (Павел I), «сменённому» в 1802 году, согласно «Описи», за несогласие с Чарторыйским, Строгановым и Новосильцевым. Названные вельможи были близкими советниками Александра, сына убитого императора. Они-то и ратовали за введение конституционных начал в России, но что это были за начала! «Эпоха увольнения от войн» представляет эти «начала» в их подлинном виде.

На смену Негодяеву приходит Микаладзе. Фамилия грузинская, и есть основания думать, что здесь имеется в виду император Александр I, при котором произошло присоединение к России Грузии (1801), Мингрелии (1803) и Имеретии (1810), а то, что он потомок «сладострастной царицы Тамары», — намёк на его мать Екатерину II. Градоначальник Беневоленский — вершитель судеб России, имевший огромное влияние на Александра I, — М.М. Сперанский. Ликург и Дра́кон (Дра́конт) — древнегреческие законодатели; выражения «драконовы правила», «драконовские меры» стали крылатыми. Сперанский же был привлечён царём к составлению законов.

«Оправдательные документы»

В последней части книги — «Оправдательные документы» — приведена пародия на законы, составленные Сперанским. Беневоленский закончил свою карьеру так же, как и Сперанский, его заподозрили в измене и сослали. Наступает власть Прыща — градоначальника с фаршированной головой. Это обобщающий образ, и благополучие глуповцев при Прыще Щедрин недаром сравнивает с жизнью русичей при легендарном князе Олеге: так сатирик подчёркивает вымышленный, небывалый характер описываемого благоденствия.

«Поклонение мамоне и покаяние»

Речь идёт теперь об обывателях — о самих глуповцах. Указывается на исключительность их выносливости и жизнеспособности, ведь они продолжают своё существование при перечисленных в «Летописце» градоначальниках. Продолжается и череда последних: Иванов (снова Александр I, речь идёт даже о двух вариантах его погибели: сравните легенду о добровольном отказе Александра I от власти, инсценировке им своей смерти в Таганроге и тайном уходе в монашество), затем — Ангел Дорофеич Дю-Шарио (Ангел — прозвище того же монарха в кругах близких и приближённых, Дорофеич — от Дорофей — дар Божий (греч.), следом — Эраст Грустилов (опять царь Александр I). Под разными иносказательными именами перечисляются возлюбленные Александра и их влияние на его правление. Появление обобщённого образа Пфейферши (прототипы — баронесса В.Ю. фон Крюгенер и Е.Ф. Татаринова) отмечает начало второй половины царствования Александра I и погружение «верхов» и общества в тёмный мистицизм и социальное мракобесие. Предаваясь в компании мистически-спиритических великосветских дам покаянию, реальный царь исчезает в никуда.

«Подтверждение покаяния. Заключение»

Весь этот мистический сброд и бред разгоняется вновь возникшим некогда обиженным офицером (Угрюм-Бурчеевым — Аракчеевым (1769—1834), «угрюмым идиотом», «обезьяной в мундире», впавшим в немилость при Павле I и вновь призванным Александром I). Первая часть главы посвящена борьбе его за воплощение безумной идеи военных поселений для содержания армии в мирное время, вторая — критике русского либерализма. Аракчеев, расцветший в годы «освобождения» крестьян от крепостного права, возмущал Щедрина беспринципностью, идеализмом и непоследовательной осторожностью, пустозвонством и непониманием реалий российской жизни. В список мучеников либеральной идеи, приведённый в последней главе книги, и их деяний попадают и декабристы, к деятельности которых Щедрин не мог не относиться иронически, зная Россию и понимая, насколько фантастичными были упования декабристов на свержение самодержавия с помощью их тайных обществ и восстания на Сенатской площади. Последним в ряду градоначальников, описанных в «Летописце», назван Архистратиг Стратилатович Перехват-Залихватский — образ, вновь возвращающий нас к Николаю I. «Утверждал, что он отец своей матери. Вновь изгнал из употребления горчицу, лавровый лист и прованское масло…» Таким образом, история города Глупова в «Летописце» возвращается на круги своя. Всё в ней готово к новому циклу. Особенно ясен этот намёк в утверждении Архистратига о том, что он отец своей матери. Фантасмагорический гротеск прочитывается ясно.

Заключая повествование о великой книге М.Е. Салтыкова-Щедрина, заметим только, что, читая её, нужно иметь в виду высказывание Тургенева об авторе: «Он лучше всех нас знал Россию».

Источник (в сокращении): Михальская, А.К. Литература: Базовый уровень: 10 класс. В 2 ч. Ч. 1: уч. пособие / А.К. Михальская, О.Н. Зайцева. - М.: Дрофа, 2018

В этой статье мы расскажем вам о романе, написанном М.Е. Салтыковым-Щедриным, опишем краткое содержание. "История одного города" - это произведение, представляющее собой летопись, якобы "подлинную", города Глупова в период с 1731 по 1825 годы, которую слагали преемственно четыре архивариуса. Автор настаивает на подлинности "Глуповского Летописца" в главе "От издателя", предлагая читателю проследить, как в истории Глупова отражались последовательно различные перемены, происходившие во власти. Такова основная тема "Истории одного города". Это произведение описывает ряд правлений.

Итак, начинаем наш рассказ о романе "История одного города" (Салтыков-Щедрин М. Е.).

Обращение к читателю

Открывается "Летописец" обращением к читателю, якобы составленным последним архивариусом, который видит свою задачу в том, чтобы изобразить соответствие, "трогательное", по его мнению, "в меру дерзающей" власти и "в меру благодарящего" ее народа. Таким образом, история эта представляет собой по сути историю правления градоначальников.

Доисторические времена

В доисторической главе рассказывается о том, откуда произошли глуповцы, каковы их корни. Повествуется, как народ головотяпов победил кособрюхих, лукоедов, моржеедов и другие соседние племена. Но, не представляя, что дальше делать, чтобы установить порядок, люди пошли искать князя. Они обращались не к одному потенциальному правителю, но даже самые глупые из них не хотели владеть этим народом и отпускали его, поучив жезлом. Тогда головотяпы призвали вора-новотора, который помог им в этом деле. Князь согласился "володеть" ими, но жить на их земли не пошел, вместо себя послав вора-новотора. Головотяпов же самих князь назвал "глуповцами", так и появилось название города.

Покорным народом были глуповцы, но новотору необходимы были бунты для того, чтобы усмирять их. Однако вскоре он проворовался до того, что князь "послал петлю" своему неверному рабу. Но и тут увернулся новотор. Он зарезался огурцом, не дождавшись петли.

Начало исторических времен

Опишем дальнейшие события, их краткое содержание. "История одного города" продолжается следующим образом.

И других градоначальников присылал князь - калязинца, орловца, одоевца, - но они оказались ворами. Тогда правитель собственной персоной прибыл в Глупов и закричал: "Запорю!". Такими словами начались для этого народа исторические времена.

После этого идет опись градоначальников, которые правили городом в разное время. Приводятся подробно биографии этих людей.

Брудастый

В 1762 году Дементий Варламович Брудастый прибыл в Глупов. Он сразу же поразил жителей своим немногословием и угрюмостью - подозрительная характеристика. "История одного города" описывает странные подробности этой личности. Единственными словами Брудастого были "Разорю!" и "Не потерплю!".

Город не знал, что и думать, пока однажды вошедший с докладом письмоводитель не увидел следующее странное зрелище: как обычно, тело градоначальника сидело за столом, но его голова, совершенно пустая, лежала на столе. Глупов был потрясен этим.

Вдруг вспомнили про органных и часовых дел мастера по фамилии Байбаков, который посещал секретно градоначальника, и выяснили все, призвав его. Так получила свое продолжение эта история одного города. Суть ее была в следующем. Оказалось, что в голове правителя находился органчик, который мог играть лишь две музыкальные пьесы: "Не потерплю!" и "Разорю!". Голова в дороге отсырела и потому требовалась починка. Сам Байбаков не смог справиться с этой задачей, поэтому обратился в Санкт-Петербург за помощью. Отсюда ему обещали прислать новую голову, которая почему-то задерживалась.

Безначалие

Роман "История одного города" продолжается. Наступило безначалие, конец которому пришел с появлением сразу двух градоначальников, причем одинаковых. Самозванцы эти смерили глазами друг друга. Толпа "в молчании разошлась". Рассыльный тут же прибыл из губернии и забрал их обоих. Оставшиеся без градоначальника глуповцы тут же впали в анархию, которая продолжалась до конца следующей недели. В течение этого времени шесть градоначальниц сменилось в городе. Жители метались от Ираиды Палеологовой к Клемантинке де Бурбон, а от последней - к Амалии Штокфиш.

"История одного города" образы этих претенденток дает весьма непривлекательные. Притязания Ираиды Лукиничны основывались на краткосрочной деятельности в качестве градоначальника ее мужа, Клемантинки - отца, а Амалия Карловна и сама была некоторое время помпадуршей. Еще менее обоснованными были притязания на власть Нельки Лядоховской, а после и Матренки-ноздри и Дуньки-толстопятой. Глуповцы в перерывах между проходившими в городе военными действиями сбрасывали граждан с колокольни или топили их. Но через некоторое время они устали от беззакония.

Двоекуров

В город наконец прибыл Семен Константинович Двоекуров, новый градоначальник. Деятельность в Глупове этого человека была очень благотворной. По словам летописца, он ввел пивоварение и медоварение, а также сделал обязательным употребление лаврового листа и горчицы, хотел открыть академию в городе.

Фердыщенко

При Петре Петровиче Фердыщенке, следующем правителе, Глупов шесть лет процветал. Но на седьмой год этого градоначальника "смутил бес". Он воспылал любовью к Аленке, ямщиковой жене, которая ответила ухажеру отказом. Тогда Митьку, мужа ее, с помощью некоторых последовательных мер заклеймили и сослали в Сибирь, а Аленка в конце концов образумилась. Через грехи градоначальника на Глупов обрушилась засуха, а потом начался голод. Люди стали во множестве умирать. Тогда глуповскому терпению наступил конец. Сначала к Фердыщенке послали ходока, но тот не вернулся. Затем отправили к правителю прошение, но и это не возымело действия. В конце концов добрались до Аленки и сбросили ее с колокольни. Не дремал и Фердыщенко, все это время писавший начальству рапорты. Ему не прислали хлеба, но прибыла команда солдат.

Через стрельчиху Домашку, следующее увлечение Петра Петровича, в Глупов пришли пожары. Сгорели Пушкарская, Болотная слобода и Негодница. Снова стушевался Фердыщенко, вернул "опчеству" Домашку и вызвал команду.

Правление Петра Петровича закончилось путешествием. Он решил посетить городской выгон, где его приветствовали в разных местах горожане, а также ждал обед. Фердыщенко на третий день скончался от объедания.

Бородавкин

Василиск Семенович Бородавкин, его преемник, решительно приступил к своей должности. Изучив историю города Глупова, он обнаружил лишь один образец для подражания - градоначальника Двоекурова. Достижения этого правителя, однако, давно были забыты, и жители перестали даже сеять горчицу. Новый градоначальник в первую очередь повелел данную ошибку исправить, а в наказание добавил еще и прованское масло. Однако глуповцы не хотели поддаваться. Бородавкину поэтому пришлось отправиться на Стрелецкую слободу в военный поход. Не все сложилось удачно в этом девятидневном походе. Свои сражались со своими в темноте. Многих живых солдат заменили оловянными солдатиками. Удалось все-таки выстоять Бородавкину. Дойдя до самой слободы и не застав там никого, он начал растаскивать на бревна дома. Тогда весь город сдался.

Опишем дальнейшие события, их краткое содержание. "История одного города" продолжается следующим образом. После этого было в истории Глупова еще несколько войн, которые велись за просвещение. Правление в целом привело к тому, что город оскудел. Окончательная разруха наступила при Негодяеве, следующем градоначальнике.

Микеладзе

Черкешенин Микеладзе застал Глупов в этом плачевном состоянии. Печальной была история одного города. Анализ правления Микеладзе говорит о следующем. Никаких мероприятий не проводилось. Он интересовался лишь женским полом, отстранившись от всяких дел. Город в то время отдыхал. Как пишет градоначальник, следствия были многочисленны, хотя "видимых фактов" - мало.

Беневоленский

Феофилакт Иринархович Беневоленский сменил этого черкешенина. Данный градоначальник был другом Сперанского. Они вместе учились в семинарии. Этого правителя отличала от других страсть к законодательству. Но так как права издавать собственные законы у него не было, он делал это тайно, в доме некоей купчихи Распоповой, и разбрасывал ночью свои законы по городу. Вскоре, однако, Беневоленский был уволен с должности за сношения с Наполеоном.

Прыщ

Опишем дальнейшие события, их краткое содержание. "История одного города" продолжается появлением следующего правителя, подполковника Прыща. Он вовсе не занимался делами, но при нем расцвел Глупов. Огромными были урожаи. Насторожились жители города. Вскоре предводителем дворянства была раскрыта тайна Прыща. Этот любитель фарша почуял, что от головы правителя пахнет трюфелями и, не в силах сдержать себя, напал на фаршированную голову и съел ее.

После этого Иванов, статский советник, прибыл в город. Однако он оказался такого маленького роста, что не мог ничего пространного в себя вмещать, и вскоре умер. Виконт де Шарио, его преемник, эмигрант, все время веселился и был выслан за границу по распоряжению начальства. При ближайшем рассмотрении этот правитель оказался девицею.

Грустилов

Затем появился Эраст Андреевич Грустилов, статский советник. Глуповцы к этому времени прилепились к идолам, забыв настоящего Бога. Так продолжалась история одного города. Анализ правления Грустилова следующий. Город при нем окончательно погряз в лени и разврате. Перестали сеять, понадеявшись на счастье, и в Глупов пришел голод. Эраст Андреевич был занят исключительно ежедневными балами. Но когда он повстречал свою любовь, все резко переменилось. Это была жена аптекаря Пфейера. Эта дама указала путь добра Грустилову. Убогие и юродивые, которые в прежнее время поклонения идолам переживали тяжелые дни, стали в городе главными людьми. Покаялись глуповцы, но поля оставались пустыми. Бомонд по ночам собирался для чтения некоего г. Страхова и "восхищения" им. Об этом вскоре проведало начальство, и сместили Грустилова.

Угрюм-Бурчеев

Угрюм-Бурчеев, последний градоначальник в истории города, был идиот. Цель, которую он поставил - превратить Глупов в Непреклонск с "ротами", одинаковыми прямыми улицами, домами, в которых жили бы одинаковые семьи и т.д. В деталях продумал Угрюм-Бурчеев свой план, а затем приступил к его исполнению. До основания был разрушен Глупов, и теперь можно было начинать строительство, но этому мешала пролегавшая на пути река. Она не вписывалась в планы Угрюм-Бурчеева.

Градоначальник решительно повел наступление на нее. Весь мусор был пущен в дело, все, что осталось от прежнего города, но река оказалась сильнее - она размывала любые плотины. Тогда градоначальник зашагал прочь, уводя глуповцев с собой. Другое место, ровная низина, было выбрано для города, и началось строительство. Однако что-то изменилось.

К сожалению, утратились тетрадки, в которых описывалась эта история одного города. Отрывок ее уцелел, и лишь развязку приводит издатель. Он пишет, что солнце померкло, земля затряслась, "Оно пришло". Автор не объясняет, что именно. "История одного города" (Салтыков-Щедрин) об этом умалчивает, лишь говорится о том, что моментально исчез "прохвост", как будто растворившись в воздухе.

Замыкают роман сохранившиеся "оправдательные документы", то есть написанные в назидание преемникам разными градоначальниками сочинения: Беневоленским, Микеладзе, Бородавкиным.

Это история одного города, которым на протяжении ста лет управляли градоначальники. Написал свой роман Салтыков-Щедрин в 1870 году. Очень специфическое произведение, с трудом поддающееся прочтению. В самом начале автор сообщает, что он давно хотел написать историю какого-нибудь города. Но все время «руки не доходили»: мало у него было правдивого материала. Он рылся в архиве города Глупова и нашел о нем связку тетрадей. В них были биографии градоначальников, которые по утверждению Салтыкова-Щедрина, являются подлинными. Не обо всех идет речь в романе, а только о тех, кто хоть чем-то выделился.

В сатирическом романе представлен облик города и разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших кругах власти. Это произведение через преувеличения, юмор и сарказм показывает историю русского общества второй половины XIX века.

Краткое содержание Салтыков-Щедрин История одного города по главам

За столетнюю историю сменилось 22 градоначальника. И обо всех архивариусы, составлявшие летопись, писали правдиво. Город торговал квасом, печенкой и вареными яйцами. Он расположен на семи горах.

О происхождении глуповцев

История возникновения города связана с народом, который называли головотяпами. Рядом с ними жили и другие племена. Они постоянно воевали между собой, потом мирились. Бесконечные войны разорили все земли. Поняли головотяпы, что нужно изменять ситуацию, и одержали победу над всеми племенами.

Но порядка среди них все равно не было. Решили они князя себе искать. Первый, к которому они обратились, отказал головотяпам. За бесконечные ссоры он назвал их глупыми и посоветовал искать князя, подобного себе. Обиженные головотяпы потратили на поиски глупого правителя три года.

Один из соплеменников, сказал, что у него есть приятель – вор-новотор. Он и найдет нужного князя. Повел этот новотор глуповцев за собой. Третий князь дал свое согласие, но с условием: жить он к ним не поедет, а будет вести управление городом со своего жительства. Вместо себя главным он оставил новотора.

Согласились головотяпы на такое правление. А также на то, что будут платить князю-правителю дань, ходить по призыву на войну и называться глуповцами. Вернувшись домой они основали город Глупов.

Горожане были покорными, но новотору нужно было показать, что он умеет порядки наводить. А потому периодически организовывал бунты для усмирения. Но в итоге он до того проворовался, что князь решил его казнить. Но не успел. Новотор сам себя убил: огурцом зарезался.

После этого князь неоднократно посылал в город своих наместников-правителей. Но все они оказывались ворами. Когда князю это надоело, он сам приехал в Глупов. Далее в романе следует список из 22 градоначальников, когда они правили и чем запомнились.

Органчик

В августе 1762 года в город приехал новый начальник – Дементий Варламович Брудастый. Глуповцы радовались, ожидая от него реформ и улучшений. Но Брудастый оказался молчаливым и угрюмым. Начальник закрывался в своем кабинете, создавая видимость работы. Когда он выходил, то произносил только одну фразу: «Не потерплю!»

Люди его не понимали и боялись, перешептывались о том, что Брудастый – оборотень. Стало известно, что к градоначальнику часто ходит часовых и органных дел мастер Байбаков. Глуповцы задумались, зачем Брудастому нужен этот пьяница. Но начальник на расспросы горожан не реагировал и упорно молчал.

Однажды Брудастый позвал на прием всю местную интеллигенцию. Он с улыбкой вышел к ним, но не смог сказать своей заветной фразы и убежал. И был бы он еще долго градоначальником, если не один случай.

Однажды чиновник утром зашел с докладом в его кабинет. Он увидел сидящее тело Брудастого и лежащую на столе его пустую голову. Чиновник в страхе быстро выбежал. Узнавшие об этом случае жители понимали, что нельзя управлять городом пустоголовому человеку.

Мастер Байбаков поведал им о том, что в голове градоначальника находился маленький орган, который мог исполнять только две мелодии «Разорю» и «Не потерплю». Пока он добирался до Глупова голова Грудастого немного сломалась. Байбаков забирал ее с собой, ремонтировал и возвращал. Но все попытки были напрасными, тогда мастер посоветовал обратиться в Петербург с просьбой прислать новую голову.

Сказание о шести градоначальницах

Брудастый так и поступил, но посылку до сих пор не доставили. Помощник городничего направил в столицу телеграмму, ожидая объяснений, и запер пока тело Брудастого. В Глупове началась анархия: люди перестали работать, начались убийства. Но свято место пусто не бывает, и городничими решили стать другие, причем женщины.

За семь дней без начальства шесть представительниц прекрасного пола поочередно считали себя правителями города. Первая была бездетная вдова. У второй авантюристки отец был когда-то городничим. Третья претендентка была немкой, четвертая – полячкой. Дунька и Матренка появились у власти одновременно. Все правительницы закончили свою жизнь трагически.

Известие о Двоекурове

На седьмой день в Глупов прибыл новый градоначальник – Семен Константинович Двоекуров. Он управлял городом 8 лет. В истории Глупова это было одно из лучших времен. Но записей о Двоекурове в летописи было крайне мало. Скорее всего, последующие градоначальники постарались убрать информацию о достойном человеке.

Голодный город

6 лет при городничем Петре Петровиче Фердыщенко в Глупове было все хорошо. Но на седьмом году его правления в него вселился бес, и он начал наводить порядки. Отправил в Сибирь вместе с ворами и разбойниками ни в чем не повинного мужа девицы, долго не желавшей стать любовницей Фердыщенко.

Вскоре после этого в городе началась небывалая засуха, вызвавшая голод. Это божье наказание жители приписывали грехам городничего. А он писал письма с просьбой прислать хлеба или солдат для поддержания порядка. Но ответа не было, и люди продолжали умирать от голода. В городе происходили периодические бунты, случались пожары. Народ был недоволен аморальным поведением градоначальника. Умер Фердыщенко от обжорства и пьянства.

Войны за просвещение

Через 7 дней прибыл новый градоначальник – Василиск Семенович Бородавкин. С него начался золотой век Глупова. Бородавкин был очень активным деятелем. Спал он с одним открытым глазом, чем пугал даже свою жену. Он проводил реформы просвещения путем разорения и опустошения своего народа. Умер Бородавкин своей смертью на радость всем глуповцам.

Эпоха увольнения от войн

В начале XIX века закончилось правление Негодяева. Ничего примечательного за 4 года не произошло. После него был Микаладзе. Его правление было спокойным. А умер он от истощения.

Феофилакт Иринархович Беневоленский – следующий, 15-й градоначальник. Он любил писать законы, но на должности городничего не имел права их принимать. Затем он стал сочинять проповеди, которые читали в церквях попы. Следующим шагом было написание собственной конституции. Помешала этому бурная переписка Беневоленского с французским императором Наполеона. Арестовали его за измену Отечеству.

Поклонение Мамоне и покаяние

Следующим градоначальником стал подполковник Прыщ. У него была фаршированная голова, благодаря которой глуповцам жилось хорошо. Съеден был Прыщ местным каннибалом. Статский советник Иванов – 17-й градоначальник. Он был низкого роста и очень быстро исчез из города.

Ему на смену приехал из Франции виконт дю Шарио. Он был весельчаком: много ел, устраивал маскарады. При нем глуповцы начали строительство башни, но так и не закончили. При увольнении градоначальника выяснилось, что дю Шарио был женщиной.

О 19-м начальнике ничего неизвестно. 20-м городничим стал статс-советник Эраст Андреевич Грустилов. При нем в Глупове процветало тунеядство. Народ ударился в религию. Группа сектантов во главе с градоначальником собиралась в заброшенном доме для чтения проповедей, проведения мистических обрядов и культовых танцев.

Заключение

После увольнения Грустилова появился Угрюм-Бурчеев. Жители прозвали нового городничего сатаной. Он спал на голой земле, вместо подушки клал камень, каждый день маршировал по 3 часа, отдавая самому себе команды. Угрюм-Бурчеев хотел перестроить город по своему желанию: посередине площадь с уходящими от нее радиусами улицы. Он выступал против распространения грамотности.

В грандиозные планы нового начальника входило разрушение города и строительство нового. Новый город получил название Непреклонск. Когда строительство закончилось, случилось что-то подобное землетрясению, а Угрюм-Бурчеев растворился в воздухе.

На этом история градоначальников одного города прекратилась. Заканчивается роман оправдательными документами разных правителей. Это пожелания своим последователям.

Картинка или рисунок История одного города

Другие пересказы для читательского дневника

Краткое содержание Шварц Тень

Главным героем произведения Е. Шварца Тень является молодой учёный попавший в центр событий. Герой носит имя Христиан-Теодор. Он изучает историю. В гостинице он селится в бывшем номере Андерсена

«История одного города» -- одно из центральных произведений творчества М.Е. Салтыкова-Щедрина. Оно было опубликовано в журнале «Отечественные записки» в 1869-1870 годах и вызвало широкий общественный резонанс. Основными средствами сатирического обличения действительности в произведении являются гротеск и гипербола. В жанровом отношении оно стилизовано под историческую хронику. Образ автора-повествователя назван в нем «последним архивариусом-летописцем».

После названия имеется приписка: «По подлинным документам издал М.Е. Салтыков /Щедрин/». Она то;ке призвана создать иллюзию достоверности.

В предисловии «От издателя» автор рассказывает о найденном в городском архиве «Глуповском Летописце», содержанием которого являлось однообразное описание биографии градоначальников, хозяйственных дел мероприятий. творчество салтыков градоначальница произведение

С тонкой иронией пишет М.Е. Салтыков-Щедрин о том, как меняются лики этих градоначальников с изменением той или иной исторической эпохи: «Так, например, градоначальники времен Бирона отличаются безрассудством, градоначальники времен Потемкина -- распорядительностью, а градоначальники времен Разумовского -- неизвестным происхождением и рыцарской отвагою. Все они секут обывателей, но первые секут абсолютно, вторые объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации, третьи желают, чтоб обыватели во всем положились на их отвагу». Таким образом, с самого начала выстраивается и подчеркивается иерархия: высшие сферы -- местное управление -- обыватели. На их судьбах зеркальным образом отображается то, что происходит во властных областях: «в первом случае, обыватели трепетали бессознательно, во втором -- трепетали с сознанием собственной пользы, в третьем -- возвышались до трепета, исполненного доверия».

Автор подчеркивает, что внешность летописца является самой настоящей, что не позволяет ни на минуту усомниться в его подлинности. М.Е. Салтыков-Щедрин четко указывает границы рассматриваемого периода: с 1931 по 1825 год. Произведение включает в себя «Обращение к читателю от последнего архивариуса-летописца». Для придания документального характера этому фрагменту повествования автор помещает после названия сноску о том, что обращение передается в точности, словами самого летописца. Издатель позволил себе лишь орфографическую правку текста, чтобы отредактировать отдельные вольности в написании слов. Обращение начинается разговором с читателем о том, найдутся ли в истории нашей страны достойные правители и начальники: «Ужели во всякой стране найдутся и Нероны преслав-ные, и Калигулы, доблестью сияющие, и только у себя мы таковых не обрящем?» Всезнающий издатель дополняет эту цитату отсылкой к стихотворению Г.Р. Державина: «Калигула! Твой конь в сенате Не мог сиять, сияя в злате: Сияют добрые дела!» Это дополнение ставит собой цель подчеркнуть ценностную шкалу: сияет не злато, а добрые дела. Злато в данном случае выступает символом стяжательства, а добрые дела провозглашаются истинной ценностью мира.

Далее в произведении следует рассуждение о человеке вообще. Летописец призывает читателя взглянуть на собственную персону и решить, что в ней важнее: голова или брюхо. А потом уже судить власть имеющих. Анализируя память народную о городских главах и благодетелях, летописец с тонкой иронией отмечает: «Не знаешь, что более славословить: власть ли, в меру дерзающую, или сей виноград, в меру благодарящий?»

В конце обращения Глупов сравнивается с Римом, это опять-таки подчеркивает, что речь идет не о каком-то конкретном городе, а о модели общества вообще. Таким образом, город Глупов является гротескным изображением не только всей России, но и всех властных структур в мировом масштабе, ибо Рим издревле ассоциируется с городом имперским, эту же функцию воплощает упоминание римских императоров Нерона (37-68 гг.) и Калигулы (12-41 гг.) в тексте произведения. С этой же целью расширить информационное поле повествования упоминаются в произведении фамилии Костомаров, Пыпин и Соловьев. Современники представляли, о каких взглядах и позициях идет речь. Н.И. Костомаров -- знаменитый российский историк, исследователь социально-политической и экономической истории России и Украины, украинский поэт и беллетрист. А.Н. Пыпин (1833-1904) -- русский литературовед, этнограф, академик Петербургской академии наук, двоюродный брат Н.Г. Чернышевского. B.C. Соловьев (1853-1900) -- русский философ, поэт, публицист, литературный критик конца XIX -- начала XX века.

Далее летописец относит действие повествования к эпохе существования племенных междоусобиц. При этом М.Е. Салтыков-Щедрин использует свой излюбленный композиционный прием: сказочный контекст сопрягается со страницами реальной российской истории. Все это создает систему остроумных тонких намеков, понятных искушенному читателю.

Придумав сказочным племенам забавные названия, М.Е. Салтыков-Щедрин сразу же раскрывает перед читателем их иносказательный смысл, когда представители племени головотяпов начинают называть друг друга по именам (Ивашка, Петр). Становится понятным, что речь идет именно о русской истории.

Надумали головотяпы найти себе князя, а поскольку сами народ глупый, то и правителя себе немудрого ищут. Наконец, одна (третья по счету, как это принято в русских народных сказках) «княжеская светлость» согласилась владеть этим народом. Но с условием. «И будете вы платить мне дани многие, -- продолжал князь, -- у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну -- и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!» От таких речей даже неразумные головотяпы понурили головы.

В этой сцене М.Е. Салтыков-Щедрин убедительно показывает, что любая власть основана на покорности народа и приносит ему больше бед и проблем, чем реальной помощи и поддержки. Не случайно князь присваивает головотяпам новое название: «А как не умели вы жить на своей воле и сами, глупые, пожелали себе кабалы, то называться вам впредь не головотяпами, а глуповцами».

Переживания обманутых головотяпов выражаются в фольклоре. Символично, что один из них по дороге домой поет песню «Не шуми, мати зелена дубравушка!».

Одного за другим посылает князь своих воровитых наместников. Сатирическая опись градоначальников дает им красноречивую характеристику, свидетельствующую об их деловых качествах.

Клементий получил надлежащий чин за искусную стряпню макарон. Ламвроканис торговал греческим мылом, губкою и орехами. Маркиз де Санглот любил петь непристойные песни. Можно долго перечислять так называемые подвиги градоначальников. У власти они долго не задерживались и ничего путного для города не сделали.

Издатель счел нужным представить развернутые биографии самых выдающихся начальников. Здесь М.Е. Салтыков-Щедрин прибегает к уже известному по «Мертвым душам» Н.В. Гоголя классическому приему. Подобно тому, как Гоголь изображал помещиков, он представляет на суд читателей целую галерею типичных образов градоначальников.

Первым из них обрисован в произведении Дементий Варламович Брудастый по кличке Органчик. Параллельно с рассказом о каком-либо конкретном градоначальнике М.Е. Салтыков-Щедрин постоянно рисует общую картину действий городских властей и восприятия этих действий народом.

Так, например, он упоминает о том, что глуповцы долго помнили тех начальников, которые секли и взыскивали недоимки, но при этом всегда говорили что-либо любезное.

Органчик же поразил всех жесточайшей строгостью. Любимым его словом был крик: «Не потерплю!» Далее М.Е. Салтыков-Щедрин рассказывает о том, что по ночам тайно приходил к градоначальнику органных дел мастер Байбаков. Секрет открывается внезапно на одном из приемов, когда к Брудастому на прием приходят лучшие представители «глуиовской интеллигенции» (само это словосочетание содержит в себе оксюморон, что придает рассказу иронический оттенок). Там и случается у градоначальника поломка органчика, которым он пользовался вместо головы. Только Брудастый позволил себе изобразить нехарактерную для него приветливую улыбку, как «...вдруг что-то внутри у него зашипело и зажужжало, и чем более длилось его таинственное шипение, тем сильнее и сильнее вертелись и сверкали его глаза». Не менее интересной выглядит реакция городского светского общества на это происшествие. М.Е. Салтыков-Щедрин подчеркивает, что предки наши не увлекались революционными идеями и анархическими настроениями. Поэтому лишь посочувствовали городскому главе.

В данном фрагменте произведения используется еще один гротесковый ход: голова, которую везут после ремонта градоначальнику, по городе вдруг начинает кусаться и произносит слово: «Разорю!» Особый сатирический эффект достигается в финальной сцене главы, когда бунтующим глуповцам практически одновременно привозят двух разных градоначальников. Но народ привык уже ничему сильно не удивляться: «Самозванцы встретились и смерили друг друга глазами. Толпа медленно и в молчании разошлась».

После этого в городе начинается анархия, в результате которой власть захватили женщины. Это бездетная вдова Ираида Лукинишна Палеологова, авантюристка Клемантина де Бурбон, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, Анеля Алоизиевна Лядоховская, Дунька-толсгопятая, Матренка-ноздря.

В характеристике этих градоначальниц угадываются тонкие намеки на личности царствующих в российской истории особ: Екатерину Вторую, Анну Иоанновну и других императриц. Это наиболее сниженная в стилистическом отношении глава. М.Е. Салтыков-Щедрин щедро награждает градоначальниц обидными прозвищами и оскорбительными определениями («толстомясая», «толстопятая» и т.д.). Все их правление сводится к бесчинству. Последние две правительницы вообще больше напоминают ведьм, чем реальных людей: «И Дунька, и Матренка бесчинствовали несказанно. Выходили на улицу и кулаками сшибали проходящим головы, ходили в одиночку на кабаки и разбивали их, ловили молодых парней и прятали их в подполья, ели младенцев, а у женщин вырезали груди и тоже ели».

Передовым человеком, серьезно смотрящим на свои обязанности, назван в произведении С.К. Двоекуров. Он соотносится в авторском понимании с Петром Первым: «Одно то, что он ввел медоварение и пивоварение и сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа» и был «родоначальником тех смелых новаторов, которые, спустя три четверти столетия, вели войны во имя картофеля». Основным достижением Двоекурова была попытка учредить в Глупове академию. Правда, результатов на этом поприще он не достиг, но само по себе желание осуществить этот план было уже прогрессивным шагом по сравнению с деятельностью других градоначальников.

Следующий правитель Петр Петрович Фердыщенко был прост и даже любил уснащать свою речь ласкательным словом «братик-сударик». Однако на седьмом году правления влюбился в слободскую красавицу Алену Осиповну. Вся природа перестала быть благосклонна к глуповцам: «С самого вешнего Николы, с той поры, как начала входить вода в межень, и вплоть до Ильина дня, не выпало ни капли дождя. Старожилы не могли запомнить ничего подобного, и не без основания приписывали это явление бригадирскому грехопадению».

Когда пошел по всему городу мор, нашелся в нем правдолюбивый Евсеич, который решил с бригадиром поговорить. Однако тот велел надеть на старика арестантский убор, так Евсеич и сгинул, как будто его на свете не было, исчез без остатка, как умеют исчезать только «старатели» русской земли.

Свет на реальное бедственное положение населения Российской империи проливает прошение жителей пренесчастнейшего города Глупова, в котором пишут они, что вымирают, что начальство вокруг себя видят неискусное.

Поражает дикость и жестокость толпы в сцене, когда жители Глупова сбрасывают с колокольни несчастную Аленку, обвиняя ее во всех смертных грехах. Едва успела позабыться история с Аленкой, как бригадир нашел себе иное увлечение -- стрельчиху Домашку. Все эти эпизоды, по сути, показывают женское бесправие и беззащитность перед сластолюбивым бригадиром.

Очередным бедствием, обрушившимся на город, является пожар накануне праздника Казанской божией матери: сгорели две слободы. Все это народ воспринял как очередную кару за грехи своего бригадира. Символична смерть этого градоначальника. Он перепил и переел народного угощения: «После второй перемены (был поросенок в сметане) ему сделалось дурно; однако он превозмог себя и съел еще гуся с капустою. После этого ему перекосило рот. Видно было, как вздрогнула на лице его какая-то административная жилка, дрожала-дрожала, и вдруг замерла... Глуповцы в смятении и испуге повскакали с своих мест. Кончилось...».

Очередной городской владыка оказался расторопным и въедчивым. Василиск Семенович Бородавкин, как муха, мелькал по городу, любил кричать и заставать всех врасплох. Символично, что и спал он с одним открытым глазом (своеобразный намек на «всевидящее око» самодержавия). Однако неуемная энергия Бородавкина расходуется не по назначению: он строит замки на песке. Глуповцы метко называют его образ жизни энергией бездействия. Бородавкин ведет войны за просвещение, поводы которых смехотворны (например, отказ глуповцев разводить персидскую ромашку). Под его предводительством оловянные солдатики, войдя в слободу, начинают ломать избы. Примечательно, что глуповцы всегда узнавали о предмете похода лишь по его окончании.

Когда к власти приходит Миколадзе, поборник изящных манер, глуповцы обрастают шерстью и начинают сосать лапу. А от войн за просвещение они, наоборот, тупеют. Между тем, когда прекратили просвещение и законодательную деятельность, глуповцы перестали сосать лапу, шерсть с них вылиняла без остатка, а вскоре они начали водить хороводы. В законах прописано великое оскудение, а жители приходят в тучное состояние. «Устав о добропорядочном пирогов печении» убедительно показывает, сколько глупости сосредоточено в законодательных актах. В нем, например, указывается, что запрещается делать пироги из грязи, глины и строительных материалов. Как будто человек в здравом уме и твердой памяти способен печь из этого пироги. На самом же деле этот устав символически показывает, как глубоко может вмешаться государственный аппарат в бытовую жизнь каждого россиянина. Вот ему уже делают предписание о том, как печь пироги. Причем особые рекомендации дается по поводу положения начинки. Фраза «Начинку всякий да употребляет по состоянию» свидетельствует о четко выраженной социальной иерархии в обществе. Однако страсть к законодательству также не прижилась на российской почве. Градоначальник Беневоленский был заподозрен в связях с Наполеоном, обвинен в измене и отправлен «в тот край, куда Макар телят не гонял». Так при помощи образного выражения М.Е. Салтыков-Щедрин иносказательно пишет о ссылке. Противоречия в художественном мире произведения М.Е. Салтыкова-Щедрина, которое является едкой пародией на современную автору действительность, поджидают читателя на каждом шагу. Так, во время правления подполковника Прыща народ в Глупове совершенно разбаловался, потому что тот проповедовал в правлении либерализм.

«Но по мере того, как развивалась свобода, нарождался и исконный враг ее -- анализ. С увеличением материального благосостояния приобретался досуг, а с приобретением досуга явилась способность исследовать и испытывать природу вещей. Так бывает всегда, но глуповцы употребили эту «новоявленную у них способность» не для того, чтобы упрочить свое благополучие, а для того, чтоб оное подорвать», -- пишет М.Е. Салтыков-Щедрин.

Прыщ стал одним из самых желанных для глуповцев правителей. Однако местный предводитель дворянства, который не отличался особыми качествами ума и сердца, но имел особый желудок, однажды на почве гастрономического воображения принял его голову за фаршированную. В описании сцены гибели Прыща писатель смело прибегает к гротеску. В финальной части главы предводитель в ярости бросается на градоначальника с ножом и, отрезая ломоть за ломтем куски головы, съедает ее до конца.

На фоне гротесковых сцен и иронических примечаний М.Е. Салтыков-Щедрин раскрывает читателю свою философию истории, в которой поток жизни порой прекращает свое естественное течение и образует водоворот.

Наиболее тягостное впечатление производит Угрюм-Бурчеев. Это мужчина с деревянным лицом, никогда не освещавшимся улыбкой. О характере героя красноречиво рассказывает его развернутый портрет: «Густые, остриженные под гребенку и как смоль черные волосы покрывают конический череп и плотно, как ермолка, обрамливают узкий и покатый лоб. Г лаза серые, впавшие, осененные несколько припухшими веками; взгляд чистый, без колебаний; нос сухой, спускающийся от лба почти в прямом направлении книзу; губы тонкие, бледные, опушенные подстриженною щетиной усов; челюсти развитые, но без выдающегося выражения плотоядности, а с каким-то необъяснимым букетом готовности раздробить или перекусить пополам. Вся фигура сухощавая с узкими плечами, приподнятыми кверху, с искусственно выпяченною вперед грудью и с длинными, мускулистыми руками».

М.Е. Салтыков-Щедрин, комментируя этот портрет, подчеркивает, что перед нами чистейший тип идиота. Его манеру правления можно было сопоставить лишь с беспорядочной рубкой деревьев в дремучем лесу, когда человек помахивает им направо и налево и неуклонно идет, куда глаза глядят.

В день памяти апостолов Петра и Павла градоначальник велел людям разрушать свои жилища. Однако это было только началом наполеоновских планов Угрюм-Бурчеева. Он стал рассортировывать людей по семьям, учитывая их рост и телосложение. Через полгода или два месяца от города не осталось камня на камне. Угрюм-Бурчеев попытался создать собственное море, но река отказывалась повиноваться, срывая плотину за плотиной. Город Глупов был переименован в Непреклонск, а праздники отличались от будней только тем, что вместо трудовых забот предписано было заниматься усиленной маршировкой. Совещания проводились даже по ночам. В дополнение к этому были назначены шпионы. Конец героя также символичен: он моментально исчез, словно растаял в воздухе.

Сам неспешный, тягучий стиль повествования в произведении М.Е. Салтыкова-Щедрина показывает неразрешимость российских проблем, а сатирические сцены подчеркивают их остроту: один за другим сменяются правители, а народ остается в той же нищете, в том же бесправии, в той же безысходности.