Образ матери в произведениях для детей. Образ матери

Большинству людей важно быть современными и идти в ногу со временем, быть открытыми для инноваций и прогресса. Вокруг нас с невообразимой скоростью меняется все: как материальные вещи, так и мировоззрение и взгляды людей, их отношение ко многим аспектам жизни. Сейчас видение женщины радикально отличается от классического образа домашней хозяйки середины XX века. А как насчет типичной мамы тогда и сейчас?

Если бы меня спросили, что из себя представляет современная мама, думаю фантазия нарисовала бы следующую картину. Это молодая женщина, которая не приемлет устаревших авторитетов и опирается на изыскания современных специалистов от развития ребенка. Она в курсе всех современных тенденций воспитания и новинок в сфере ухода за детьми - и не боится использовать их, будь то слинги, стерилизаторы, развивающие игрушки и пособия. Современная мама всегда и везде берет малыша с собой, с младенчества ездит с ним за границу. Современная мама - не домохозяйка, а жена и женщина, она не делает из ребенка кумира, и находит время на себя и своего мужа. Для того, чтобы успеть все и вся, опирается на принципы тайм-менеджмента и эксплуатирует всевозможные гаджеты в домашнем хозяйстве. И, конечно же, молодая мама находит время для профессионального и интеллектуального роста.

Но, как мне кажется, это всё крайности, и немного лукавства. Например, отказ от авторитетов и "бабушкиных" советов. Авторитеты меняются, но все равно они есть, многие ссылаются на мнение личного педиатра, другие - на мнение уважаемого доктора Комаровского (например, я с удовольствием смотрю его передачи). Что до бабушкиных советов, безусловно, есть устаревшие методы и убеждения, которые неприемлемы, потому что их целесообразность опровергают исследования современных специалистов. К примеру, существует огромное количество мифов про грудное вскармливание и прикорм, начиная от советов опытных матрон, сцеживать переднее молоко и допаивать водичкой (вот честно, вообще не понимаю откуда такое могло взяться, даже и логичного обоснования нет), заканчивая выразительным закатыванием глаз свекрови, если она узнает, что невестка в 3 месяца не дает ребенку яблочный сок и, о ужас! не планирует начинать прикорм раньше 6 месяцев. Хотя, безусловно, есть масса индивидуальных случаев и персональных рекомендаций. Да и некоторые бабушкины советы до сих пор действуют, например, приложить теплую пеленку к животику младенца, которого мучают колики.

Или вот еще, мода везде таскать возить с собой ребенка. Конечно, устраивать карантинную зону в квартире и сидеть с ребенком в четырех стенах пока ему не исполнится полгода - это не вполне адекватная крайность. Но и тащить новорожденного, которому и месяца нет в торговый комплекс - неразумно. Бывают ситуации, когда кроме мамы в магазин сходить некому, тут хочешь - не хочешь пойдешь с малышом, но зачем без особой надобности брать неокрепшую крошку в магазин, где полно народа, который кашляет и чихает. Многие скажут, что для становления иммунитета полезны такие "микропрививки" всякой заразы, но миль пардон, наша жизнь и так не слишком стерильна, чтобы намеренно новорожденного с вирусами и бактериями сталкивать.

Кстати, о прививках. Еще одна современная тенденция - дискутировать на предмет вредности или целесообразности вакцинации. Тему эту сейчас развивать не буду, и потом, каждый должен решать для себя сам. Если коротко, я - за прививки, но по индивидуальному плану.

Слинги, рюкзаки-переноски и прочее - это к вопросу о близости с ребенком всегда и везде. Я верю современным психологам, когда они говорят о важности постоянного контакта с ребенком, но это не должно дохрдить до фанатизма. Например, у нас был БэбиБьорн, штука удобная, когда надо идти куда-то или просто устаешь ребенка таскать на себе, но однажды я попробовала "заняться домашними делами в компании с ребенком", сидящим в ББ и, вы знаете, я вынуждена признать - когда моешь пол, близость с ребенком неуместна.

Совместный сон - еще один камень преткновения. Помню, как мне мама назидательно сказала "А мы тебя не приучали спать с нами". Ну во-первых, я не приучаю ребенка спать с нами, просто в 4 часа утра мне действительно проще переложить ребенка, который проснулся или беспокойно спит из-за режущихся зубов, к себе в кровать, чем пытаться снова уложить его в свою кроватку, когда он плачет - и у него весь сон пропадет, да и от меня, не выспавшейся, толку мало будет. А во-вторых, что ж, я знакома с мнением педиатров о том, что совместный сон - это современная тенденция, которая не имеет отношения к здоровью ребенка, но с другой стороны, если это устраивает обе стороны, то почему бы и нет?

Раннее развитие ребенка - это наимоднейшая тенденция. "Как, вы не ходите на развивающие занятия?" спрашивает меня мама годовалого ребенка с изумлением, к которому примешивается праведный гнев. Сейчас модно водить малышей, которым нет и года, на всевозможные занятия. Но будем откровенны, ведь это зачастую больше для социализации мамы и для осознания себя, как хорошего родителя - "я занимаюсь ребенком", чем для истинного развития. Как мне кажется, долг родителей обеспечить ребенку счастливое беззаботное детство, а это вовсе не равнозначно походам с малышом по всяким развивашкам. Как мне сказала мама ровесницы моего сына "Походили мы на эти занятия, так вот, аппликации мы и дома сделать можем", что они и делают весьма успешно. Ведь действительно, что такого воспитатели делают на этих занятиях, чего мамы не могут сделать дома? Достаточно немного почитать про методику Монтессори, или прочесть книгу знаменитого Масару Ибука. А что до детской социализации - мне кажется, нам хватает общения в бассейне и на детской площадке (я пока говорю про детей до 2 лет).

Спор "классиков и современников" можно продолжать бесконечно. Считаю ли я себя современной мамой? Наверное отчасти. Хочется думать, что со временем я достигну золотой середины - компромисса инноваций и житейского опыта. И надеюсь материнская интуиция поможет в этом.

PS Прошу прощения, если высказалась о чем либо слишком категорично. Но как говорится, все сказанное - ИМХО, и не претендует на истинность. А вот ваши соображения по поводу современного материнства мне очень интересны.

Мама – первое слово, которое говорит человек. Мама всегда будет рядом и поддержит в трудную минуту. Многие не понимают, что мама самый ценный человек на земле и часто

Мама – первое слово в жизни практически каждого человека. Сколько сложено песен, воспевающих материнский подвиг! Сколько есть фильмов, мультфильмов, картин и пьес об отношениях матери и ребенка! Образ матери настолько прочно влился в мировую культуру, что сложно вычеркнуть его оттуда.

А вот моя мама – самая лучшая. Да, так думает каждый ребенок, но это и есть правда!

Моя мама красивая и умная, добрая и интересная, милая и разносторонняя. С ней есть о чем поговорить, а самое главное – если у меня есть проблемы, я могу обратиться к ней, она все поймет и даст дельный совет, который обязательно пригодится. Мама для меня – лучшая подруга, которая может помочь в какой-то жизненной ситуации и подсказать, как правильно и мудро поступить. Именно к ней я пойду в случае душевного расстройства и неопределенности.

Главное и одно из самых лучших качеств всех мам на планете – мама всегда простит. И неважно, разбил ты вазу, или ушел из дома. Мама всегда примет тебе таким, какой ты есть и защитит

От невзгод окружающего мира.

Мама любит меня, независимо ни от чего, и даже если она ругает меня за что-то, я знаю, что она никогда не станет сплетничать и обсуждать меня, так, как это могут сделать другие люди, именующие себя моими друзьями.

Мамы любят своих детей больше жизни, но не всегда дети отвечают взаимностью матерям. Однако в моем случае, я точно так же люблю свою маму и стараюсь почаще делать ей сюрпризы и подарки. Мы любим друг друга и стараемся ссориться как можно меньше, хотя порою это получается не всегда. Если моя мама болеет, я очень переживаю за нее, точно так же, как и она за меня. Эта забота – очень важная вещь, которая помогает мне идти по жизни вперед. Именно с маминой поддержкой я достигаю нужных высот и добиваюсь тех успехов, которые будет гораздо тяжелее добиться самой.

(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)

Сочинения по темам:

1. Мама – самое дорогое слово Я люблю тебя мама Мама – это самый главный и родной человек в жизни для...
2. Для каждого ребенка мама самая красивая, я не оказалась исключением. Для меня мама самый красивый человек на земле и я...

На одной из конференций, где шла речь о разрушении детской психики средствами масс-культуры, психологи иллюстрировали доклад о компьютерных играх показом слайдов. Однако народ взбунтовался уже после третьего: люди не выдержали ужаса, который внушали им показанные крупным планом демонические персонажи. Докладчики заметили, что дети, массово играющие в компьютерные игры, видят эти образы не несколько секунд, а по многу часов подряд. Те же самые образы можно сегодня встретить и в .

Отрицательное обаяние зла

Психологи показали, в частности, образ «падшего ангела», дьяволицы - обнаженной женщины с крыльями за спиной и рогами на голове. Отталкивающий образ был выполнен в модной «фэнтезийной» стилистике. Легко представить, что подросткам он может показаться притягательным и даже красивым. Конечно, не сразу. А после того, как будет сломан охранительный барьер. Тот самый, который не позволил взрослым долго смотреть на экран.

В современной культуре применяется много приемов, чтобы человек попал под отрицательное обаяние зла. Для этого страшные моменты преподносятся с юмором. Тогда отношение к ним у подростков возникает двойственное - «прикольно же!». А если злодей с монитора вдруг совершит хороший поступок, то юные зрители вообще перестанут считать его плохим.

О том, что происходит в этих случаях с психикой человека, писал известный психолог Эрих Нойманн: «Мы говорим, что личность двойственна, когда в ней одновременно присутствуют положительная и отрицательная направленности, например, любовь и ненависть к одному и тому же объекту… Сознание оказывается в замешательстве, и появляются аффективные реакции… ». Иными словами, разум пасует, и человека начинают захлестывать эмоции и инстинкты.

Образ мамы - часть генетической программы

В 1970–1980 годах возникла теория привязанности (М. Эйнсворт и Дж. Боулби), согласно которой отношения с матерью на первом году жизни ребенка во многом определяют дальнейший ход его психического и личностного развития. Наиболее благоприятными оказываются отношения, в которых мать проявляет нежность, заботу и понимание младенца. Если же мать ведет себя истерично, непредсказуемо или отчужденно, детско-родительская связь искажается, и у детей возникают расстройства поведения и даже психики. Существует мнение, что у ребенка генетически задана не только сама привязанность к матери как к самому близкому на свете существу, но и запрограммирован определенный образ женщины. Именно такой, который вызывает у младенца чувство спокойствия и безопасности. Причем, по мере взросления ребенка, этот образ остается неизменным.

«Мать, то есть кормилица, выхаживающая младенца, должна быть добродушной, спокойной, снисходительной, ласковой, благожелательной к ребенку, - пишет известный детский психиатр, профессор Г. В. Козловская. - Даже ее внешний облик: пышная грудь, ласковые, умелые руки, приветливая улыбка, запах грудного молока - все располагает младенца к доверию, вселяет в него чувство защищенности». Если же облик матери и ее поведение не соответствуют этому образу, младенец испытывает тревогу и беспокойство. «Шар» как бы не попадает в «лузу», и начинается «сбой программы». В младенческом возрасте для этого бывает достаточно совсем незначительных деталей. Например, от мамы пахнет табаком, а не естественным запахом женщины. Или у нее грубый голос и резкие движения. Кроме того, с первых месяцев жизни ребенок живет в определенной культурной среде и всей душой впитывает этот «культурный воздух». А образ женщины - один из ключевых образов любой культуры.

В восприятии ребенка происходит наложение трех пластов: генетически заложенного представления о маме, образа своей мамы и тех материнских образов, которые транслирует культурная среда. Чувство наибольшего психологического комфорта у ребенка будет возникать при отсутствии противоречий между этими тремя «картинками».

Образ матери и пятая заповедь

«Конструкция» может шататься, даже если с реальной мамой все в порядке, а вот «третья картинка» - образцы культуры - противоречит прообразу матери. Душа восстает, видя это несоответствие и вопиющую неправду. Дискредитация образа матери в современной культуре целенаправленно размывает традиционные представления о добре и зле и болезненно воспринимается неповрежденным сознанием ребенка. Даже при самой благоприятной обстановке в семье ребенок, смотрящий мультфильмы, в которых мать показана глупой, нелепой, карикатурной, невольно напитывается духом неуважения. «Ты мокрая курица!» - кричит раздосадованный пятилетний мальчуган маме, которая посмела ему чем-то не угодить. Крепких ругательств он пока не освоил, зато лексикон любимых мультгероев и их свободная, раскованная манера общения со старшими освоены им вполне.

Сравнительно недавно, в середине 1990‑х годов, такого почти не встречалось. А если встречалось, то, как правило, служило весьма тревожным симптомом, свидетельствовавшим о том, что надо бы показать ребенка психиатру. Потому что даже страшно разгневанным, но психически сохранным детям не приходило в голову таким образом обращаться с мамой. То, что сейчас слышат в свой адрес матери многих подростков, лучше не цитировать. Желающие легко найдут примеры на интернет-форумах, где обсуждаются «предки-уроды», или в ЖЖ - интернет-дневниках, выставленных для публичного прочтения.

На ту же мельницу льет воду и постоянно муссирующаяся в массовом сознании тема плохих, безответственных, а то и преступных матерей. Не проходит и пары недель, чтобы в СМИ не появилось очередного душераздирающего сюжета. Образ «ужасной матери», можно сказать, витает в воздухе. И это тоже, естественно, не способствует поднятию престижа матерей.

Грубая сексуализация

Ситуация усугубляется еще и тем, что образ женщины в современной культуре грубо сексуализирован. Достаточно посмотреть хотя бы на рекламу с изображением женщин в разнузданном виде, которую волей-неволей видит любой малыш с самого нежного возраста. А ведь для детей образ взрослой женщины тесно связан с образом матери. И унижение женского достоинства, которое неизбежно происходит при пропаганде разврата, не может не сказаться на отношении детей и подростков (прежде всего мальчиков) к женщинам вообще и к своим мамам, в частности.

Не зная жизни, дети, как губка, впитывают впечатления, которые предоставляет им окружающий мир, и думают, что это нормальный порядок вещей. А с другой стороны, дети ближе к Богу, «внутреннее око» их души не замутнено грехами, и оно видит подмену образа. Видит, что вовсе не Богоматерь, а ее антипод - вавилонская блудница - выдается нынче за идеальную женщину, которой предлагается подражать. И ужасается, потому что интуитивно чувствует, куда приведет подражание злу.

В чем конфликт?

Возникает конфликт: сознание говорит одно, внутренний голос (совесть) - другое. А поскольку давление извне сейчас колоссально, ведь «масс-культура» - это не просто термин, а поставленное на поток массовое производство продукции, разрушающей традиционные ценности, то на уровне сознания большинство детей не способно этому противостоять. Сознание может быть заворожено захватывающим сюжетом, обмануто внешней красивостью, сбито с толку. Оно может поддаться стадному чувству - все имеют, смотрят, слушают, а я что, хуже?
Чем больше оно уклоняется от правильного пути, тем тревожнее голос совести. А значит, тем яростнее надо его заглушать. Отсюда - ополчение на родных. Прежде всего, на матерей, так как материнское сердце больше болит о ребенке и мамы чаще других родственников пытаются ставить ему рамки.

Но, бунтуя против совести, сознанию приходится вести борьбу на два фронта: воевать еще и со своей генетической памятью, подсказывающей, что путь, по которому предлагает следовать культура греха, смертельно опасен. Поэтому агрессия и грубость нынешних детей - это во многом бессознательный бунт против , который внедряет в сознание современная масс-культура. Иначе трудно объяснить, почему дети и подростки не просто смиряются, убедившись в непоколебимости запретов со стороны взрослых, но и бывают этому рады.

Сколько раз приходилось наблюдать, как школьники, впавшие в какое-то невменяемое состояние из-за увлечения компьютерными играми и готовые растерзать на клочки маму, которая робко пробует ограничить время игры, резко меняются в лучшую сторону, когда, собравшись с духом, мать решительно отлучает их от компьютера. А ведь еще недавно он осыпал маму оскорблениями, грозился уйти из дому.

Отторжение матери - патология

Когда привязанность к матери формируется ущербно, младенец не чувствует себя защищенным, и это не самым лучшим образом отражается на его психике. У детей могут развиться повышенная тревожность, страхи, возбудимость. Они зачастую растут истеричными манипуляторами, проявляют агрессию, пытаются оттянуть на себя внимание или, наоборот, прячутся в своей скорлупе, становятся боязливыми и застенчивыми. Сказать, что тут серьезная патология нельзя. Если показать такого ребенка психиатру, он, скорее всего, не найдет ничего по своей части и посоветует обратиться к психологу.

А вот когда маленький ребенок отторгает мать, психиатр вполне может забеспокоиться. Дело в том, что такое грубое нарушение феномена привязанности бывает при шизофрении или раннем детском аутизме. В детской психиатрии широко известен такой тест. Он применяется, когда ребенок испытывает сильное беспокойство и необходимо понять: то ли у него развивается шизофрения, то ли это невротические реакции. Ребенку предлагают представить некую критическую ситуацию: кто-то обижает его маму или враги напали на его Родину. И ребенок должен сказать, на чьей он будет стороне. Если компенсаторные механизмы не нарушены, то ребенок, даже находясь в психотическом состоянии, будет волноваться за родных, скажет, что защитит маму и пойдет воевать за Родину. Он и сам не будет плохо отзываться о матери, и другим не даст. Если же такой тест применить к ребенку с более глубокой патологией, мы получим совсем иные результаты. Шизофреник, отторгающий близких, будет в этом тесте заступаться за противоположную сторону - за оскорбителей матери, за врагов.

Негативное отношение маленького ребенка к матери - это очень тревожный симптом, который может свидетельствовать о глубокой патологии, о серьезной психической декомпенсации. Но ведь тогда получается, что извращение образа матери в современной культуре способствует развитию патологии! Получается, что это - путь к массовой шизофренизации!

Без базовых для русской культуры образов, таких как положительный образ матери, никакая культура существовать не может. А обрушение культуры неизбежно влечет за собой распад общества и человеческой психики. Будем надеяться, что придет понимание «материнского вопроса». И, конечно, надо самим активнее заполнять культурное пространство. Много ли стихов о маме знают наши дети? А песен? А рассказов и сказок? А исторических примеров? Тема материнства неисчерпаема и прекрасна, потому что это сама жизнь. Погнавшись за Лилит и Барби, мы можем только погрузиться во тьму безумия. Так что будем решительней отстаивать жизнь и идеал материнства.

Образ матери – первый человеческий образ, возникающий у маленького ребенка. Ее лицо он начинает узнавать прежде всех остальных лиц. Прикосновение рук отличает даже во сне. Пребывая в утробе, младенец чувствует мамино настроение, слышит и запоминает ее голос. Замечательный российский врач Борис Зиновьевич Драпкин даже изобрел оригинальный метод лечения детей, потому что голос матери воздействует на ребенка с такой силой, с какой не воздействует больше ни один голос в мире! Всю жизнь проработав в детской психиатрии, Борис Зиновьевич на склоне лет пришел к выводу, что лучшего психотерапевта, чем мать, для ребенка найти нельзя. Поэтому он обучал женщин вселять в малыша спокойствие и уверенность, давать ему положительный настрой и тем самым активизировать защитные силы организма для борьбы с болезнью. Как именно? Мама должна была каждый вечер говорить засыпающему ребенку о своей любви, и постепенно у детей безо всяких лекарств проходили заикание, тики и энурез, нормализовывалось развитие речи, уменьшались возбудимость и расторможенность. Конечно, в методике имелись свои тонкости, иначе ей не нужно было бы специально обучаться. Но речь сейчас не о них, а о том, что только голос родной матери, и ничей другой, так удивительно воздействовал на ребенка. Ни отцам, ни приемным матерям (даже если ребенок был взят в грудном возрасте и не знал, что его усыновили!) такого эффекта достичь не удавалось. Некоторых положительных сдвигов Драпкин добивался, включая в работу бабушек по материнской линии – он объяснял это похожестью голосов. Однако та невидимая пуповинная связь, которая устанавливается у мамы с ребенком еще до его рождения, у бабушки с внуком отсутствовала, потому и результаты были не столь впечатляющими.

Ребенок растет, и образ мамы тоже обрастает подробностями. Еще толком не умея говорить и тем более связно выражать мысли, малыш знает о маме поразительно много. О ее характере, нраве, вкусах, привычках. Он впитывает это знание всеми органами чувств, бессознательно запечатлевает его и так же бессознательно (а потом все более осознанно) начинает подражать. Исследования современных ученых показывают, что младенец, лежа на руках у матери, невольно копирует ее мимику. Поначалу это даже незаметно, настолько мимолетны его гримаски. Но достаточно скоро в мимике и пластике ребенка, во взгляде или в повороте головы, в некоторых жестах и интонациях, в выражении лица начинают проскальзывать «мамины мотивы». Даже когда малыш – вылитый папа, все равно, внимательно понаблюдав за ним, как бы фоном увидишь мать. Становясь старше, мальчики в норме подражают отцу, перенимая мужской тип поведения. Однако глубоко запечатленный, будто «впаянный» в психику, образ матери все равно продолжает влиять на сына. В частности, во многом определяя его отношения с противоположным полом, выбор спутницы жизни, построение семейных отношений и подходы к воспитанию собственных детей.

Но вернемся к раннему возрасту. Постепенно к чувствам и ощущениям, к невольным, интуитивным реакциям добавляется осознание. В какой-то момент ничего не означавшие слоги лепетной речи начинают наполняться смыслом и складываться в слова. Мало-помалу развивается и образное мышление, формируются представления об окружающей действительности. И вот тут начинают происходить интересные вещи.

Как возникает образ

Мыслит малыш конкретно, абстрактных понятий пока не понимает. Но ведь и для того, чтобы произвести любое самое элементарное обобщение, надо в какой-то степени абстрагироваться от деталей и вычленить суть. Если этого не сделать, то как понять, что мама в халате и мама в пальто, мама с распущенными волосами и мама, убравшая волосы под платок, – это не разные люди, а один человек? Крупнейший исследователь детской психологии Жан Пиаже называл эту способность интеллекта «символической функцией». Без нее мы бы воспринимали реальность как набор не связанных друг с другом статических кадров. Вместе они составляют медленно развертывающийся фильм, но без способности к символизации, лежащей в основе образного мышления, человек не мог бы увидеть ни связи между картинками, ни познать суть вещей, изображенных на них. То есть в основе образного мышления – способность ощущать предметы, объекты и явления окружающего мира на уровне символов.

И ребенок на втором году жизни, даже не умея говорить, производит такую символизацию, показывая маму не только в реальности или на семейной фотографии, но и на картинке в книжке, где изображена вовсе не его мать, а мама сказочного героя. Значит, в его представлении уже существует не только образ собственной матери, но и мамы «вообще», некий обобщенный образ материнства. И, что очень важно для темы нашей статьи, эти два образа мирно сосуществуют, не вступая в противоречие, а нередко и накладываясь друг на друга. Ребенок постарше, уже неплохо осознающий и разницу между людьми и животными, и границу между понятиями «мое» и «чужое», будучи захвачен действием мультфильма, в котором мамонтенок ищет маму, внутренне отождествляет себя с героем (на чем и основан эффект сопереживания), а его мать – со своей собственной. Это еще более яркий пример символизации, поскольку его мама, конечно, на мамонта не похожа, но он «зрит в корень», абстрагируясь от внешнего и сосредотачиваясь на смысловом наполнении материнского образа. Пока что малыш понимает этот образ не столько умом, сколько «умным сердцем», про которое некогда говорила Аглая, героиня романа Ф.М. Достоевского «Идиот». Малыш еще не может связно выразить свои представления в речи, но душа его каким-то таинственным образом знает больше, чем ум. Она знает, какой должна быть мама. Знает, даже если ребенок-сирота растет в детском доме или если поведение его мамаши абсолютно не соответствует эталону материнства! И именно это непостижимым способом полученное, Богом вложенное в душу знание дает возможность делать обобщения, производить аналогии, ухватывать суть. Оно служит для ребенка ориентиром, определяя его реакции (например реакцию сопереживания), а также камертоном, на который настраивается его восприятие действительности и, соответственно, поведение. Разумеется, все, о чем я сейчас говорю, происходит у малыша на бессознательном уровне.

Иллюстрацией к сказанному может в какой-то мере служить история воспитания аутичного ребенка, описанная в книге его воспитателя Сергея Александровича Сошинского «Зажечь свечу» (М., 2005). Мальчик Андрюша, попавший в дом к Сошинским, когда ему было 4 года, страдал очень тяжелой формой аутизма, был практически неконтактен. Речи у него тоже, считай, не было. Даже те немногие слова, которые он знал, Андрюша далеко не всегда применял к месту. Иногда он на каком-нибудь слове «застревал» и бессмысленно повторял его раз двадцать, а то и пятьдесят. В 5 лет он не узнавал изображенных на картинках животных или людей. «Очевидно, – пишет Сошинский, – слова никак не сопрягались с образами, особенно одушевленными».

На первом этапе его приучали просто повторять слова, даже без их понимания. Это было невероятно тяжело, но пробиться на уровень понимания оказалось еще труднее: мешал недостаток целостности восприятия. Фрагменты не складывались в единую картинку, образа не получалось. Путем многократных повторений, буквально «натаскивания» Сошинским удалось все-таки научить Андрюшу говорить и до определенной степени восстановить целостность его мышления. Когда наконец броня аутизма была частично пробита и произошел сдвиг в лучшую сторону, мальчик стал довольно быстро развиваться, не только повторять заученное по шаблону, но и понимать. А потом… Потом воспитатели заметили, что «Андрюша стал выдавать отдельные знания, которые он у нас еще не приобретал. Например, весной 1999 года Наташа (супруга С.А. Сошинского. – Т.Ш.) начала с ним изучать цвета и вдруг выяснилось, что некоторые названия он знает, хотя прежде ни у нас, ни у родителей он этих знаний не проявлял. Знания лежали в нем скрытно, возможно даже не вертелись в уме и все же присутствовали. Знал Андрюша и некоторые буквы. Видно, родители показывали ему их. Но пока мышление Андрюши было блокировано аутизмом, эти знания лежали неподвижно, и, возможно, сам Андрюша о них не догадывался. Это касается не только конкретных знаний, но и уровня мышления. В какой-то непроявленной форме, по-видимому, у него мышление было более сложное, чем можно было подозревать… С неразвитым речевым мышлением Андрюша, конечно, не мог “понимать все”, но понимал больше, чем могло показаться по его поведению. Через четыре с половиной года после его появления у нас выяснилось (к моему великому изумлению!), что Андрюша помнит многое о своей жизни в отчем доме и о первом появлении у нас. Это подтверждает предположения о большей глубине его внутреннего мира и большей сложности мышления в то время».

А ведь впервые очутившись в доме Сошинских, Андрюша, казалось, никак не отреагировал на то, что родные привели его и ушли. Он никогда не вспоминал о родителях и не узнавал мать на фотографиях. Но оказывается – и знал, и помнил, и переживал. Образы близких людей и, в частности, матери, хранились в глубинах Андрюшиной памяти, но выразить это знание и свои переживания он не мог, поскольку болезнь блокировала его связь с внешним миром.

«С момента появления Андрюши у нас, – продолжает автор книги “Зажечь свечу”, – меня всегда поражала в нем двойственность. Неспособность сказать и понять простейшие мысли, полная интеллектуальная беспомощность его поведения. И в то же время было постоянное чувство наличия у него “внутреннего ума”… У него есть молчаливое, глубокое, неповрежденное я и неповрежденный молчащий интеллект <…> который мог бы воспринимать, мыслить, понимать целостно, глубоко, развернуто, если бы к тому были средства, если бы рядом с ним и вровень ему действовала вторая компонента интеллекта, логосная, словесная (психологам более свойственно слово “вербальная”). Я говорю о “неповрежденном молчащем я ”, конечно, не в абсолютном (богословском) смысле, а в человеческом – психологическом, психиатрическом. Мне представляется также это «молчаливое я » неразвернутым и неразворачиваемым даже внутри самой личности, живущим за порогом ее произвольного сознания, как бы “сокрытым я ”. Это некоторое глубокое “бытие в себе” человека».

В здоровом, гармонично развивающемся ребенке нет такого разрыва между внутренним и внешним. Содержание психической жизни и ее форма адекватны друг другу. Но «внутренне молчаливое я » все равно существует, и, видимо, именно в его глубинах хранятся некие базовые, ключевые символические образы, общие для всего человечества. Образы, которые активируются, когда ребенок получает соответствующие внешние впечатления, и, всплывая на поверхность, облегчают «складывание фрагментов в целостную картинку», формирование представлений ребенка об окружающем его мире и о жизни вообще. В современной западной (а теперь и отечественной, пошедшей по западным стопам) психологии, рассуждая об этом, обычно оперируют понятиями «архетипов», «архетипических образов», «коллективного бессознательного». В последние десятилетия часто можно услышать и о генетической памяти, «генетической программе», как бы «заложенной» в младенца и во многом определяющей его реакции.

Но по сути эти объяснения мало что дают. Тут скорее просто констатация факта: дескать, есть нечто «эдакое», не позволяющее говорить о младенце как о «чистой доске». Но откуда оно взялось и что собой конкретно представляет – непонятно. Зато христианский взгляд на проблему позволяет многое прояснить. (Хотя, конечно, все равно сотворение человека и наделение его разумом, которым не обладает больше ни одно живое существо на Земле, – великая тайна Божия).

Пора подумать о душе

Исключая из рассуждений понятие о душе, мы обрекаем себя либо на механистичность, когда человек уподобляется сложно устроенному компьютеру, либо на какую-то мутную, запутанную мистику. Сам создатель учения об архетипах Карл Густав Юнг «определял “архетип” различным способом в разное время, – пишет его последователь Мишель Вэнной Адаме. – Иногда он говорил об архетипах, как если бы они были образами. Иногда он более строго различал архетипы как бессознательные формы, лишенные какого-либо специфического содержания, и архетипические образы как сознательное содержание этих форм». Юнг и Бога, как известно, причислял к «архетипам».

А вот говоря о душе ребенка, которой он, по учению святых отцов, обладает с момента зачатия, и помня, что, по заповедям блаженства, только чистые сердцем Бога узрят (см.: Мф. 5: 8), мы можем подойти к пониманию сути вопроса. Младенческая чистота приближает ребенка к духовному миру, дает возможность видеть и чувствовать то, что от взрослых уже закрыто. Отец Александр Ельчанинов сравнивает душу ребенка с той, которая была у Адама до грехопадения. (Особенно, вероятно, это высказывание справедливо по отношению к детской душе, просвещенной святым крещением.)

Как мы знаем из Священного Писания, Адам в раю нарекал имена животным. Причем имена эти давались не абы как, а со смыслом, отражая сущность каждой птицы, зверя и прочих тварей. «Подумай о том, какая нужна была мудрость, чтобы дать имена стольким породам птиц, гадов, зверей и прочих бессловесных… всем им дать имена и притом имена собственные и соответствующие каждой породе», – пишет святитель Иоанн Златоуст в «Беседах на книгу Бытия» (XIV, 5). А для этого необходимо было постичь некий внутренний образ каждого живого существа.

Но животными дело не ограничилось. «Звери полевые и птицы небесные, приведенные ко Адаму, суть наши неразумные чувства, потому что звери и животные представляют различные страсти тела, равно и более сильного, и более умеренного характера, – учит святитель Амвросий Медиоланский. – Бог даровал тебе власть быть способным отличать при пособии трезвого рассуждения вид всех без исключения предметов, чтобы побудить тебя составить суждение о всех них».

Конечно, полного тождества души ребенка с душой Адама быть не может, поскольку грехопадение повредило человеческую природу, сделало ее удобопреклонной ко греху. Но в раннем детстве грех еще не успевает прилепиться, приразиться к душе. Это потом страсти начинают обуревать душу и, как черные тучи, закрывают ее внутреннее око. «У души, – писал митрополит Вениамин (Федченков), – есть свой, более глубокий разум, истинный разум, интуиция, внутреннее восприятие истины». И пока ребенок чист и невинен, он, не обладая жизненным опытом и логикой, многое постигает именно этим «истинным разумом». Особенно то, что тесно связано с духовным миром. «Ты утаил от мудрых и разумных и открыл младенцам», – говорится в Евангелии (см.: Мф. 11: 25). Сколько взрослых годами (а то и до конца жизни!) бывает не в состоянии уразуметь то, что ребенок понимает без долгих объяснений, чуть ли не с полуслова. Понимает, конечно, по-своему, по-детски, но понимает – и это главное!

Года в два с половиной – три моя дочь боялась трансформаторной будки, издававшей грозное, на ее взгляд, гудение. Увидев будку в первый раз, она спросила, кто там живет. Я что-то сказала про ток, про электричество, показала на провода. А когда мы на другой день опять проходили мимо, я узнала, что в будке, оказывается, обитает «злой дух». О чем мне было сообщено таинственным шепотом, с массой уморительно-«страшных» гримасок. Не Бармалей, про которого Кристинка все знала наизусть, или Карабас-Барабас, хорошо знакомый по картинкам, – а именно «злой дух». Хотя ни в одной сказке, которые мы с ней читали, никаких злых духов не было. Мультфильмов или компьютерных игр с соответствующей тематикой – тоже. До Карлсона, изображавшего, укутавшись простыней, «маленькое привидение из Вазастана», Кристинка тогда еще не доросла. Разговоры о духовности в массовом масштабе в первой половине 1980-х, когда происходили описываемые события, еще не начинались. Подавляющее большинство взрослых про духов не думало и не говорило, и увидев, к примеру, название фильма Ф. Феллини «Джульетта и ду хи» (который могла в те годы посмотреть разве что узкая прослойка творческой интеллигенции), решило бы, что речь идет о духа х. Максимум, что могла слышать малышка, это идиоматическое выражение типа «в тебя вселился злой дух». Но никакого объяснения ей на эту тему не давалось, да она и не спрашивала. Однако образ, стоявший за словами, был правильным, причем ухвачена была суть: дух, как и ток, невидим. Но, в отличие от тока, для ребенка это не абстракция. Ну, а поскольку он пугает, то, естественно, «злой».

А закрытую, полуразрушенную церковь в Тропарево, мимо которой мы часто тогда проезжали, Кристинка называла «Богин дом». И опять-таки, я не вела с ней тогда каких-то специальных «просветительских» разговоров о Боге. Детская Библия с картинками, воскресная школа – все это появилось в ее жизни позже (хотя бы потому, что в 1985 году воскресных школ в Москве просто не было). В храме она была только в годик, когда ее крестили, так что это не отложилось в ее сознательной памяти. Конечно, про то, что церковь – дом Божий, она услышала от меня. И, может быть (точно не помню), я когда-нибудь сказала, что Бог живет на небе. Но я точно помню, что не рассказывала трехлетнему ребенку ни про то, что Господь всемогущий, ни про то, что Он все сотворил, ни даже про Его доброту. Но ребенок откуда-то знал, что Бог добрый и самый главный. И так радовался, показывая на церковь, рвался к Нему «в гости», говорил как о любимом, близком, родном человеке… Хотя о вочеловечении Христа никогда не слышал, икон у нас дома на тот момент не имелось. Изображения Бога-Отца, которое можно увидеть в храмах, Кристина тоже не видела. Почему, спрашивается, она вообще представляла Его в человеческом обличье, а не, скажем, в образе солнца, которое как раз и «жило» на небе, освещая и согревая все вокруг? Каким-то непостижимым образом, душой маленький ребенок уловил суть. Фактически без объяснений и даже без молчаливых подсказок «видеоряда» он правильно понял новое для него слово «Бог».

Немало подобных примеров можно привести и из наблюдений за другими детьми. Конечно, среда, близкое и дальнее окружение ребенка, национальный уклад, в котором он живет, культурно-исторический «воздух», которым он дышит, интенсивно формируют его представления о мире. Но душа по отношению ко всему этому первична. Стало быть, первичен и «внутренний разум, внутреннее восприятие истины», и он охотно откликается на внешние «позывные», легко воспринимает и усваивает их, не требуя пространных «лекций на тему» и верно улавливая суть многих вещей на уровне образа.

Образ и прообраз

Каков же он, идеальный образ матери? Историки, литературоведы, культурологи, социологи, исследующие этот вопрос, отмечают его удивительную устойчивость. «Основные характеристики и эталонные черты социокультурного образа женщины-матери со времен античности фактически не изменились, – пишет, со ссылкой на многочисленные исследования других авторов, в своей монографии “Женский образ в социокультурной рефлексии” Т.Г. Киселева. – Это женщина, обладающая неординарным жизненным опытом и даром интуитивного предвидения наиболее вероятных путей развития событий (особенно связанных с ее детьми); отличающаяся редкой добротой, чувством сострадания и умением понять своих детей и их решения; женщина, одаренная от природы неординарными способностями к воспитанию и убеждению; человек по природе необыкновенно стойкий, верный интересам своих детей и безоговорочно принимающий во имя их (или вместо них) любые испытания судьбы и т.п. Разумеется, в соответствии с культурными традициями разных народов, этот набор характеристик мог в большей или меньшей степени варьироваться, но в целом он остается относительно типовым в культурах большинства цивилизованных (постпервобытных) сообществ».

Ну, а что касается прообраза идеальной матери, то для христианского мира, как нетрудно догадаться, его являет Собой Богородица. Жертвенная любовь, чистота и нежность, кротость и в то же время нравственная стойкость – эти ассоциации возникают при упоминании о Пресвятой Деве даже у людей, далеких от Церкви. И в недавние времена позднесоветского госатеизма именно с Ней, а не с какой-нибудь языческой богиней плодородия сравнивали матерей, если хотели выразиться возвышенно-поэтически (правда, называли обычно на католический лад – Мадонной, видимо, вспоминая картины мастеров Возрождения, которых тогда было принято знать и любить, или хрестоматийное стихотворение Пушкина, посвященное Наталье Гончаровой, которое тогда тоже многие знали наизусть). Хотя, конечно, советская власть, сделавшая огромный рывок на пути женской эмансипации, усиленно прославляла женщин – борцов за народное счастье: революционерок, участниц войны и тружениц, подразумевая под этим словом профессионалок в самых разных отраслях, а вовсе не домохозяек. Как будто они не трудились! (Впрочем, и тут все было неоднозначно: существовало звание «матери-героини», но его получали немногие – женщины, родившие и воспитавшие минимум десять детей.) И все же образ «просто матери» остался важнейшим образом культуры, не претерпев кардинальных изменений. Доминанты были традиционными: самоотверженность и нравственная высота. В этом смысле преемственность не прерывалась.

Софья Николаевна из «Семейной хроники» С.Т. Аксакова, потомственная дворянка, жившая в конце XVIII – начале XIX веков, не смыкала глаз у постели тяжко больного сынишки, и лирическая героиня знаменитой песни времен Великой Отечественной войны «Темная ночь», вряд ли дворянского происхождения, – поступала так же. Мать, не спящая над ребенком, – это вечный образ на все времена. И очень может быть, что жена бойца из «Темной ночи», как и аксаковская Софья Николаевна, «горячо молилась, подняв руки к небу», хотя в советской песне по вполне понятным причинам про молитву не упомянуто. Но мы-то теперь знаем, как в войну наполнились храмы. И можно не сомневаться: среди них было немало женщин, к которым обращена «Темная ночь». Во всяком случае, «белые платочки», которые в годы «застоя» (когда всему прогрессивному человечеству казалось, что религия отмирает) потихоньку от сына-начальника крестили внуков и упрямо праздновали Пасху, по возрасту – те самые лирические героини, которые «у детской кроватки тайком слезу утирали».

Но и не молившиеся, а просто плакавшие, жалевшие, любившие и трудившиеся не покладая рук на самом деле своей самоотверженной жизнью вымаливали и детей, и мужей, и страну. «Россия удержалась благодаря матерям, – говорил старец Паисий Святогорец. – Отцовское объятие, если в нем нет Благодати Божией, сухо. А объятие материнское – даже без Бога имеет в себе молоко».

«Мама, милая мама! Как тебя я люблю…»

Не сосчитать светлых образов матерей, которые донесли до нас сказки и легенды, стихи и песни, рассказы и повести, романы и мемуары, спектакли и кинофильмы. Они обступали ребенка с раннего детства и сопровождали всю жизнь. Это был как бы привычный фон – в том смысле, что такая трактовка считалась сама собой разумеющейся. (Хотя, конечно, в художественном плане никакого единообразия не наблюдалось. Было много находок, порой настоящих шедевров. Не обходилось, естественно, и без халтуры, но речь сейчас не о том.) Не буду перегружать текст перечислением имен авторов и названий произведений. Приведу всего один пример, свидетельствующий о масштабности описываемого явления: любовь Соколова сыграла в своей жизни около 300 ролей (в том числе в фильмах «Тихий Дон», «Я шагаю по Москве», «Ирония судьбы, или С легким паром», «Доживем до понедельника») и была внесена в книгу рекордов Гиннеса именно как актриса, исполнившая больше всего ролей матери. Причем она всегда отказывалась от отрицательных персонажей, говоря, что нельзя разрушать сложившийся образ верной жены, доброй матери и бабушки.

Сам тон разговора о матери уже настраивал на любовь, нежность, уважение и благодарность.

«Постоянное присутствие матери сливается с каждым моим воспоминанием, – писал в автобиографическом романе “Детские годы Багрова-внука” С.Т. Аксаков. – Ее образ неразрывно соединяется с моим существованием, и потому он мало выдается в отрывочных картинах первого времени моего детства, хотя постоянно участвует в них».

«Так много возникает воспоминаний прошедшего, когда стараешься воскресить в воображении черты любимого существа, что сквозь эти воспоминания, как сквозь слезы, смутно видишь их. Это слезы воображения. Когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была в это время, мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются маленькие волосики, шитый белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня» (Л.Н. Толстой. «Детство»).

«Великое чувство, его до конца / Мы живо в душе сохраняем. / Мы любим сестру и жену, и отца, / Но в муках мы мать вспоминаем»» (Н.А. Некрасов).

«Я помню спальню и лампадку, / Игрушки, теплую кроватку / И милый, кроткий голос твой: / «Ангел-хранитель над тобой!» (И.А. Бунин. «Матери»).

«О, материнская любовь, любовь, которая никого не забывает! Манна небесная, которую Господь разделяет и умножает, стол, всегда накрытый у родительского очага, за которым у каждого есть свое место и за которым все собираются вместе!» (В. Гюго).

«Если ты с детства не научился смотреть в глаза матери и видеть в них тревогу или покой – ты на всю жизнь останешься нравственным невеждой» (В. Сухомлинский).

Конечно, особенно - что неудивительно - образ матери встречается в произведениях для детей. Где-то она (как, скажем, в «Красной шапочке») – эпизодический персонаж. Где-то (например в пьесе «Два клена») оказывается в центре сюжета. А где-то речь вообще идет о зимнем вечере, но как бы невзначай мелькнет сравнение месяца с мамиными сережками, и мама незримо появится на странице, и сразу станет теплей и уютней. Свет маминых глаз, тепло маминых рук, ласковый голос, нежная улыбка – эти выражения не приедаются, не кажутся избитыми, потому что они подлинны, органичны, в них нет жеманства. Душа – с радостью или с тоской – но всегда откликается на них.

Серьезно или шутливо, прямо, в лоб или прозрачным намеком ребенку на примере литературного героя показывают, как нужно относиться к матери. Вспомним хотя бы строки Е. Благининой: «Мама спит, она устала… / Ну, а я играть не стала! / Я волчка не завожу, / А уселась и сижу» – или «Мамы всякие нужны, мамы всякие важны!» С. Михалкова.

А вот из подростковой литературы. Знаменитая повесть Рувима Фраермана «Дикая собака Динго»: «Близко за плечами Тани стояла мать. В дождевом плаще, в белом докторском халате, она показалась Тане совсем другой, чем была месяц назад. Так предмет, поднесенный близко к глазам, теряет вдруг свою знакомую форму. И Таня, еще не опомнившись, секунду-две неподвижно смотрела на мать. Она увидела две еле заметные морщинки, расходившиеся от уголков ее носа, и худые ноги в туфлях, слишком просторных для нее – мать никогда не умела заботиться о себе, – и худые, слабые руки, столь искусно врачевавшие больных. Только взгляд ее остался неизменным. Таким всегда носила его в памяти Таня. Мать смотрела на нее своими серыми глазами. И в них, как щепотка соли, брошенная в море, растворились мгновенно все обиды Тани. Она поцеловала мать осторожно, избегая притронуться к глазам, словно боялась своим движением погасить их взгляд».

Вспомним и злоключения Звездного мальчика из одноименной сказки О. Уайльда, постигшие его за то, что он отверг свою маму-нищенку. А также его ответ вельможам в финальной патетической сцене, когда они предлагают ему власть: «Я недостоин этого, ибо я отрекся от матери, которая носила меня под сердцем, и теперь я ищу ее, чтобы вымолить у нее прощение, и не будет мне покоя, пока я не найду ее. Так отпустите же меня, ибо я должен вновь отправиться странствовать по свету, и нельзя мне медлить». Вроде бы никаких нравоучений, герой говорит исключительно про себя, но воспитательный эффект этих четких, чеканных формулировок огромен, потому что слова вложены в уста ребенка, которому сопереживают и с которым, естественно, отождествляют себя юные читатели.

(Окончание следует.)

Поговорим о матерях. Мы выделили несколько самых ярких типов матерей и особенностей воспитания, которое они применяют к дочерям. Конечно, эти модели могут быть выражены в более или менее сильной степени. Чаще всего стили комбинируются.

Инфантильная мать

Чрезмерно эмоциональная мать, с незрелыми проявлениями в жизни. Женщина, которая так и не смогла занять взрослую позицию в жизни, пользующаяся своей слабостью и нескладностью для того, чтобы окружающие решали ее проблемы.

В общении с дочерью постоянно стремится быть «подружкой», возможно даже покупает одинаковую одежду. Не может построить в отношениях с дочерью необходимых рамок: ребенок оказывается в ситуации, когда ему самому приходится становиться на позицию взрослого.

Часто их дочери рассказывают о том, что за такую мать неоднократно приходилось краснеть, а вся жизнь взрослой дочери посвящена решению проблем инфантильной матери. Если в такой семье нет сильной фигуры отца - отсутствующий отец или отец-страдалец, - в качестве роли взрослого дочь возьмет на себя именно мужскую роль.

Для дочерей инфантильных матерей сексуальность обычно представляет собой территорию больших вопросов и сложностей. Им приходится создавать образ женственности и взрослой сексуальности по кусочкам, которые они находят на пути становления - через образы женщин в кино, через других женщин в окружении. Их сексуальность может быть инфантильна - раскрытия своей чувственности они ждут от партнера, редко проявляя инициативу.

Движение к гармонизации женственности будет лежать через принятие в себе взрослой женщины, через осмысление понятия «силы» у женщины. Особого внимания потребует выстраивание границ в отношениях с такой матерью, потому что она может стремиться к чрезмерному слиянию и постоянному участию в жизни дочери.

Запрещающая или жестокая мать

Такая мать приказывает своей дочери (прямым или непрямым способом) отказаться от сексуальности. Жестокость может выражаться через слова или действия. Часто такие женщины не удовлетворены своей сексуальной жизнью, и если отец живет в семье или принимает участие в воспитании дочери, о нем крайне негативно отзывается мать и стремится склонить дочь на свою сторону.

Рождая в дочери отвращение к мужчинам и страх перед другими женщинами, эта мать ставит ребенка перед выбором: подчиниться или восстать.

Дочери жестоких матерей регулярно жалуются на аноргазмию, на то, что в сексе они не могут быть верны своим желаниям

В сексуальности такой девочки могут присутствовать особые навязчивые желания или сценарии. Часто дочери жестоких матерей живут беспорядочной половой жизнью: лишенные в детстве материнского тепла, они предлагают свое тело, чтобы взамен получить любовь и нежность. Регулярно жалуются на аноргазмию, на то, что в сексе они не могут быть верны своим желаниям, а наслаждение партнера для них первостепенно.

Решением таких сложностей может послужить практика «медленного секса», когда прелюдия растягивается на длительное время и движения партнеров очень медленные. При этом подходе появляется возможность уделить внимание каждому жесту и принять ласку.

Отсутствующая мать

Мать, которая не присутствует в жизни дочери, не выстраивает с ней значимых отношений. Дочь может воспринимать себя как лишний элемент, который мешает матери жить полноценной жизнью.

Часто у таких матерей есть активная сексуальная жизнь, а дочь для них либо назойливая обязанность, либо «ошибка», которая сломала жизнь. Свое отсутствие они нередко объясняют тем, что дочь не такая, как матери хотелось бы. Все это наносит сильнейшие травмы. Ребенка всю жизнь преследует чувство тоски, которое могут ощущать особо восприимчивые друзья и партнеры.

Именно такие матери воспитывают пациенток с сильными психическими расстройствами: пограничное или биполярное расстройство.

В сексуальности дочери отсутствующих матерей и сами часто «отсутствуют». Для них практически невозможно находиться в моменте «здесь и сейчас», они уплывают в вымышленные миры, воспроизводят сюжеты придуманных историй.

В близких отношениях очень много противоречий: им сложно выстраивать настоящую близость, они часто демонстрируют партнеру, что не дорожат им. Потеря же отношений для них разрушительнее, чем для других, - в такой ситуации нередки случаи самоубийств.

Гармоничнее всего развиваются женщины, в чьей жизни была альтернативная модель женщины: теплой, любящей, заботливой. Это может быть бабушка, старшая сестра, учительница в школе. Через такой контакт девочке удается понять и принять женственность.

Если такого не было, необходимо опереться на структурирующий женский образ во взрослом возрасте. Часто это может быть добрая и принимающая женщина-терапевт.

Секси-мама

Это эгоистичный тип матери, которая интересуется только собой, стремится вести максимально гедонистический образ жизни, оставляя дочь на обочине своей жизни. Девочка видит мать в лучших нарядах, с невероятным макияжем, соблазняющую, вожделенную мужчинами.

Материнство для такой женщины - угроза ее сексуальной власти. Подрастающая дочь пугает мать, она может ощущать конкуренцию и всеми возможными способами стараться задушить женственность и привлекательность своей дочери. Поэтому дочь будет ощущать себя дурнушкой независимо от реальной привлекательности - в семье есть место только для одной красавицы.

Важно научиться выражать гнев и противостоять токсичному образу матери

Впоследствии такая мать может посягать на женихов своей дочери. Все должно вращаться вокруг нее и, в зависимости от степени патологии, она будет использовать манипуляции различной силы для того, чтобы интересы всех членов семьи сходились на ней.

В сексуальности дочери такой образ будет подавляющим. Словно секси-мама внушила ей: «Только я имею право на наслаждение! Но не ты!» Дочери будет сложно протоптать тропинку к наслаждению в сексе. Часто возникают затруднения при достижении оргазма: ощущение собственной непривлекательности делает тот факт, что мужчина ее выбирает, чем-то сверхъестественным. Поэтому она готова жертвовать своим наслаждением в угоду его желаниям и комфорту.

Чтобы достичь гармонии, дочерям секси-мам необходимо научиться принимать свои эмоции. Научиться выражать гнев и противостоять токсичному образу матери и другим женщинам подобного типа.

Фригидная мать

Это полная противоположность секси-мамы. Фригидная мать распространяет вокруг темы чувственности мертвецкий холод, осуждая и унижая любые проявления сексуального поведения в своем окружении.

Отрицая сексуальность, флирт, влюбленность, она учит дочь видеть в проявлениях чувственности только низменное и недостойное. Часто в ход идут невероятно резкие и «кастрирующие» заявления.

Особенно это может проявляться в сторону мужчин, чей вожделеющий образ будет противопоставлен истинной любви и чистоте души.

Часто дочери в момент подросткового бунта восстают против установок матери, пускаясь в самые невероятные крайности, допуская опасные ситуации и даже доходя до зависимостей. В то же время их сексуальность будет оставаться «в плену». Чем сильнее внушенная матерью установка о том, что это недостойно, тем страшнее будут способы, которыми дочь будет пытаться сломать эти оковы. Но в большинстве случаев эти попытки обречены на провал, они лишь крепче стягивают этот узел.

Для каждой из нас самая сложная работа - отставить образ матери в сторону, перестать действовать вопреки или согласно ее морали. Найти себя и свою суть вне взгляда и точки зрения матери. Найти свою идентичность важно каждой женщине, но для дочерей фригидных матерей это важнее всего.

Когда девушка, заигравшаяся в протест, сложит оружие и увидит себя по-настоящему, тогда можно говорить о движении в сторону гармоничной сексуальности.

Псевдолюбящая мать

Это особая разновидность жестокой, эгоистичной и запрещающей матери, которая со стороны кажется милейшим человеком. Жизнь ее близких будет наполнена тоской и удушающим чувством несвободы.

Дочь не сможет пожаловаться на такую мать, на этот домашний террор. Ни в ком она не найдет поддержки и в конце концов лишь убедится в собственной никчемности. Такая мать - Серый волк из сказки про Красную шапочку, который одет в наряд доброй бабушки.

Отчетливое чувство «двойного послания» будет ощущаться в каждый момент. «Да, доченька, иди погуляй с подружками. Кому со мной тут интересно будет, ничего, одна как-нибудь посижу», - говорит она с трясущимися губами. Совершенно невозможно выбрать правильное поведение, ведь мать всегда найдет способ растормошить чувство вины. Для нее это главный инструмент построения отношений, центрированных лишь на ней одной.

Снова речь идет о типе воспитания, который встречается у пациентов психиатрических отделений, или о пациентках с сильнейшими расстройствами пищевого поведения. Такие женщины будут говорить, что мать никогда не говорила о чувствах прямо, а с помощью эмоционального шантажа заставляла дочь действовать против своей воли, но в интересах матери.

Ребенку важно переживать ситуации, где его желания сталкиваются со внешним сопротивлением

В сексуальности ей постоянно будет казаться, что партнер неискренен с ней. Когда он с радостью вспоминает прошлую ночь, она будет думать, что здесь что-то не так и у него наверняка есть скрытые намерения. Путь к становлению для таких женщин часто лежит через религиозные или духовные организации, где они учатся искренности и принятию.

С психологической точки зрения на первое место встает работа с чувством вины и обучение взаимодействию с миром всевозможными способами, без манипуляций обидами и чувством вины.

Мать-наседка

Еще один тип стремящейся к слиянию матери. Она окружает дочь заботой, практически делая из нее божество, которому поклоняется вся семья. Желания дочери - закон, они зачастую не просто исполняются, а предвосхищаются. Ее успехи превозносятся до небес.

Часто у матери может быть низкая самооценка, и она стремится «исцелить» свое не самое благоприятное детство при помощи идеального детства дочери.

Основные подводные камни такого воспитания - низкая социализация дочери и неумение справляться с фрустрацией. Постепенно, в зависимости от возраста, ребенку важно переживать ситуации, где его желания сталкиваются со внешним сопротивлением. Это база для стрессоустойчивой здоровой личности.

Без такой базы мы встречаем инфантильную взрослую женщину, склонную к чрезмерной драматизации всего вокруг. Сексуальность такой девушки может быть инфантильна, сопровождаться определенными нарядами, театральными позами и преувеличенными эмоциями. Также эти женщины могут постоянно менять партнеров, не добиваясь от одного человека всей палитры искомых качеств.

Структурирующим будет опыт отношений с мужчиной, который может четко выстроить границы и показать спутнице, что это в ее же интересах. Опыт взросления, который должен был произойти давным-давно, для дочерей «наседок» будет очень болезненным. Потребуется немало любви и веры в лучшее, чтобы через это пройти.

Мать-сообщница

Образ практически идеальной матери. У нее гармонично построены отношения с собственной сексуальностью. Она не особо распространяется по этому поводу, не делится деталями и подробностями. Но если во взрослом возрасте дочь задастся вопросом о сексуальности матери, она поймет, что мать была счастлива.

Не имея прямых сведений, дочь делает такие выводы по косвенным признакам: вспоминая интонации родителей, когда они явно неспроста уточняли время, когда она вернется домой с вечеринки; по сиянию их лиц после с выходных в доме отдыха - определенно дело было не только в свежем воздухе.

Такая мать проявляет достаточное количество нежности к своей дочери, она благожелательна и дружелюбна, но все равно остается матерью, не напрашиваясь в подружки.

Расти в таких рамках приятно и надежно: неприятные столкновения с внешним миром могут и не случиться, но дочь убеждена: что бы ни произошло, в какую бы передрягу она ни попала, мать будет помогать и поддерживать, с ней всегда можно поговорить.

В момент становления сексуальности мать-сообщница все сделает вовремя: купит первый бюстгальтер, отведет к косметологу в период подростковых высыпаний, обсудит вопросы менструации и эпиляции, будет настоятельно рекомендовать дочери гармоничные наряды. И при этом будет спокойно принимать чудачества юности вроде странных стрижек и розовых волос.

Если дочь спросит, мать поговорит о сексе, расскажет самые важные вещи, не пугая дочь, но и не толкая ее в объятия к первому встречному. Открывая для себя мир, совершая ошибки, дочь будет смелее идти по жизни, потому что за ней такой прочный, но при этом не давящий и ничего не требующий тыл.

У каждого человека есть детские обиды, они разной силы и глубины. Порой, обсуждая с клиентами детство, можно испытать сильные эмоции относительно поведения их родителей. Однако во взрослом возрасте мы смотрим шире и дальше и понимаем: какой бы сложной ни была личность матери, это объясняется ее собственным детством и эпохой, в которую она росла.

Сейчас каждая из нас - взрослый человек, который полностью несет ответственность за свою жизнь и счастье. Нужно отпустить детские обиды, гармонизировать себя в случае глубоких душевных травм и быть совсем другой матерью своим детям.